Солнечный мальчик. Светлана Гершанова

Женя знала уже – красные, которые не открывались при ней – это малышей, которых родители не хотят знать. Жёлтые – тех, к кому приезжают.

      Взять тайком и посмотреть? Стыдно, Виктор Сергеевич доверяет ей. Она шла по коридору, мучилась, и так и не решила, что делать. Но когда вошла в кабинет, и Виктор Сергеевич встал из-за стола ей навстречу…

      – Виктор Сергеевич, Антон спросил про маму. Я рассказала ему, всё, как есть. И он просит отыскать её. Отказать я не смогла. Он надеется, думает, узнает она, что он здоров, обрадуется.

      Голос её дрожал, и она чувствовала, что вот-вот расплачется.

      – Я пообещала её найти, просто не смогла отказать!

      – Я не могу разрешить. И отказать тоже не могу.

      Он снял с полки, не глядя, красную папку в самом начале стопки.

      – Читайте. Но Антону правда может навредить. Его состояние очень хрупко.

      – Я понимаю.

      Предыстория была краткой. Родился девятого июля… года в их Городе! И фамилия матери, и адрес! Надо запомнить, это главное сейчас. В графе «отец» – прочерк.

      – Я пойду, Виктор Сергеевич.

      – Поберегите Антона.

      В своей комнате она первым делом занесла в телефонную книжку – Сергеева Марина Николаевна, Морская, дом 3 квартира 27.

      Капитану «Ласточки» оставили в единственном в Санаторной зоне ресторане уютный столик на двоих.

      Они сидели в стороне от эстрады, музыка не мешала разговаривать. И приглушённый свет, и вино, и алые розы на столе, которые Сергей подарил ей при встрече. Он был в штатском, и от этого стал как-то ближе, но всё равно – самый умный, самый добрый, самый красивый!

      И всё вокруг было прекрасным – нарядный зал, весёлые беспечные люди вокруг – после третьего корпуса с больными детьми каждый день, целый день.

      Серёжа положил свою большую руку на её, маленькую:

      – Вы так умеете радоваться! А я разучился, наверно. Вам не скучно со мной?

      – Не наговаривайте на себя.

      – Вы знаете, я уже не мальчик, и у меня это очень серьёзно. Но я боюсь связывать вас – даже словом. Я ведь моряк, это на всю жизнь. К весне закончим ремонт «Академика Осинского», и я опять буду уходить в плаванье на три месяца, а то и на полгода.

      – Вы не сказали самого главного. Вы любите меня?

      – Ну конечно, я вас люблю.

      – Тогда всё остальное не имеет значения.

      Потом они медленно шли по аллее от ресторана, и Сергей думал – ну почему мне так трудно поцеловать её, почему? В жизни такого не было, я же взрослый мужик!

      Но когда он решался, наконец, – из-за поворота, или из боковой аллеи появлялась какая-нибудь пара, Санаторная зона гуляла по вечерам.

      Только в «Сосенках» было тихо и спокойно, и тёмные окна, как зеркала, отражали звёзды и лунный свет, и синие дежурные лампы горели в коридорах. И он поцеловал её на первом же тёмном углу. Дальше они шли, молча, но он не отпускал её плечо, и она так доверчиво и послушно шла рядом, что у него замирало сердце.

      – Расскажи мне про Антона. Он тебе кто?

      – Не родственник ли? Нет. Я с ним здесь познакомилась. Когда я приехала, он ничем не отличался от остальных. А потом