Русалии. Ирина Яш

звали Авраам и Сара, к этому и добавить-то нечего!

      – Всё верно. А кем был Иисус?

      – Это скользкая тема, Макарыч… – заметил Серж.

      – Всё в порядке, Серёжа, я сегодня на коньках, – отмахнулся Вальтер, развернулся к Эсфири, – Я православный верующий, Фирочка, я молюсь Богу каждый вечер, пост держу, но… Откровенно-то говоря, ведь на наших современных иконах одни славянские лики. Как? Откуда?… Я потому и заговорил про католиков, про Ренессанс, Возрождение… Ты смотришь со всех картин гениев! У тех, ещё настоящих мадонн, твоё лицо!

      Фира недоуменно покачала головой, но было заметно, что ей приятны его слова.

      – А папа? – не унимался Лёня.

      – С папой всё понятно. Дон Кихот. С мужиками вообще всё просто и неинтересно. Вот хоть Сержа с Анатолем взять – они долго брели по свету, побиваемые камнями, потом встретились и теперь живут и в ус не дуют! А Дениска так никогда и не выберется из песочницы, да и ни к чему ему.

      – А я? – вдруг подал голос Иван Стрепетов.

      – Ты?… – озадаченно переспросил Макарыч, – Ты выпил весь коньяк.

      Вальтер взял за горлышко пустую бутылку, повертел в руках, поставил позади себя на землю:

      – Господа, не пора ли и честь знать? Макс совсем осовел…

      – Дядя Андрей, а про меня-то Вы ничего не сказали!

      Макарыч улыбнулся:

      – Сынок, ты чистый лист бумаги, и как сам решишь, так оно и будет. Я сегодня Бога попрошу, чтоб ты сделал правильный выбор. Просто реши быть счастливым и всё получится.

      – А трудности и испытания? – нахмурился Лёня.

      – Отменяются, – легко сказал Макарыч, – Перед сном скажи себе: «С завтрашнего дня я стану счастлив» и просто живи, дружи, играй в шахматы, помогай отцу, чем можешь, и выполняй всего одно условие…

      – Какое?

      Все, замерев, смотрели на Макарыча.

      – Получай удовольствие от всего, что делаешь и не желай никому зла.

      – Я попробую, – серьёзно сказал Лёня, задумался.

      – Я тоже… – улыбнулась Алекс.

      …Макс сидел на крыльце. Гости, кроме храпящего в гамаке участкового, с грехом пополам разошлись. Рассвело, пели соловьи.

      Вальтеры откланялись последними – Мила помогла Алекс убрать со стола, а Макарыч, который весь вечер пил со всеми наравне, но почему-то был трезв, как стёклышко, задал Максу ещё несколько последних вопросов про Мотьку, и договорился о завтрашнем дне. Потом и они ушли, обнявшись, как влюблённые подростки.

      Алекс закрыла за ними калитку, развернулась к Максу:

      – Спокойной ночи… Очень хороший вечер, но я прямо с ног валюсь!

      Она пошла по дорожке к своему домику.

      Макс сходил в комнату к сыну, мальчик спал в одежде на не расстеленной кровати. Макс обругал себя последними словами, вышел на крыльцо, сел на ступеньку.

      Вспомнился Макарыч и то, как Мила смотрела на него, когда он пел старый слащавый романс. Макс представил, как они, вобнимочку, дошли до дома, и вот сейчас, в эту самую минуту, целуются и стаскивают друг с друга одежду, не дотерпев до спальни.