Тихий Дон. Том I. Михаил Шолохов

Митька хромал позади всех, опираясь на суковатый выломанный кол.

      – Разуйся, – посоветовал один из ребят.

      – Ногу обморожу, – приотставая, заколебался Митька.

      – В чулке пойдешь.

      Митька сел на снег, с усилием стянул с ноги сапог. Пошел, припадая на разутую ногу. На хрушком снегу дороги ясно печатался след вязанного крючком толстого чулка.

      – Какой дорогой пойдем? – спросил низенький, чурбаковатый Алексей Бешняк.

      – Над Доном, – за всех ответил Григорий.

      Шли, переговариваясь, толкая один другого с дороги.

      По уговору валяли в сугроб каждого и давили, наваливаясь кучей. Между Базками и Громковским хутором Митька первый увидел перебиравшегося через Дон волка.

      – Ребята, бирюк – вон он!.. Тю!..

      – А-лю-лю-лю-лю-лю!..

      – Ух!..

      Волк ленивой перевалкой пробежал несколько саженей и стал боком, неподалеку от того берега.

      – Узы его!..

      – Га!..

      – Тю, проклятый!..

      – Митрий, это он на тебя дивуется, что ты в чулке идешь.

      – Ишь стоит боком, ожерелок не дозволяет.

      – Он вязы не скрутит.

      – Гля, гля, пошел!..

      Серый, как выточенный из самородного камня, стоял зверь, палкой вытянув хвост. Потом торопко скакнул в сторону и затрусил к талам, окаймлявшим берег.

      Смеркалось, когда добрались до хутора. Григорий по льду дошел до своего проулка, поднялся к воротцам. Во дворе стояли брошенные сани; в куче хвороста, наваленного возле плетня, чулюкали воробьи. Тянуло жильем, пригоревшей сажей, парным запахом скотиньего база.

      Поднимаясь на крыльцо, Григорий взглянул в окно. Тускло желтила кухню висячая лампа, в просвете стоял Петро, спиной к окну. Григорий обмел сапоги веником, вошел в облаке пара в кухню.

      – Вот и я. Ну, здорово живете.

      – Скоро ты. Небось, прозяб? – отозвался суетливо и поспешно Петро.

      Пантелей Прокофьевич сидел, облокотившись на колени, опустив голову. Дарья гоняла ногой жужжащее колесо прялки. Наталья стояла у стола к Григорию спиной, не поворачиваясь. Кинув по кухне беглый взгляд, Григорий остановил глаза на Петре. По лицу его, беспокойно выжидающему, понял: что-то случилось.

      – Присягнул?

      – Ага!

      Григорий раздевался медленно, выигрывая время, быстро перебирая в уме возможные случайности, виною которых эта тишина и холодноватая встреча.

      Из горницы вышла Ильинична, и на ее лице лежала печать некоторого смятения.

      «Наталья», – подумал Григорий, садясь на лавку рядом с отцом.

      – Собери ему повечерять, – обратилась Ильинична к Дарье, указывая глазами на Григория.

      Дарья оборвала прялочную песню, пошла к печке, неуловимо поводя плечами, всем своим тонким небабьим станом. В кухне приглохла тишина. Возле подзёмки, посапывая, грелись недавно окотившаяся коза с козленком.

      Григорий, хлебая щи, изредка взглядывал на Наталью, но лица ее не видел: она сидела к нему боком, низко опустив