Тайна Желтой комнаты. Духи Дамы в черном. Гастон Леру

де Марке, а с господином Castigat Ridendo. Позвольте мне вас поздравить, и как театральный хроникер «Эпок» я… – И Рультабийль представил сначала меня, потом представился сам.

      Г-н де Марке беспокойно поглаживал свою остроконечную бородку. В нескольких словах он объяснил Рультабийлю, что как автор слишком скромен и не желает поэтому, чтобы завеса его псевдонима была публично приоткрыта, а также надеется, что восторг журналиста по поводу его сочинения не зайдет столь далеко, чтобы сообщить публике, что господин Castigat Ridendo – не кто иной, как следователь из Корбейля.

      – Работа драматурга, – добавил он после секундного колебания, – может повредить работе следователя, особенно в провинции, где люди несколько консервативны…

      – Можете положиться на мою скромность! – воскликнул Рультабийль, воздевая руки к небу.

      Поезд тронулся.

      – Уже едем! – воскликнул следователь, удивленный, что мы отправились в путь вместе с ним.

      – Да, сударь, истина пустилась в путь, – любезно улыбнувшись, сказал репортер, – в путь к замку Гландье. Славное дельце, господин де Марке, славное дельце!

      – Очень туманное дело! Невероятное, непостижимое, необъяснимое дело. Я боюсь лишь одного, господин Рультабийль, что журналисты станут пытаться его объяснить.

      – Да, – ответил мой друг, услышав этот недвусмысленный намек, – этого следует опасаться. Всюду они лезут… Но я, господин следователь, разговариваю с вами по чистой случайности, которая свела нас в одном купе.

      – А куда вы едете? – поинтересовался г-н де Марке.

      – В замок Гландье, – без запинки ответил Рультабийль.

      – Вы не войдете туда, господин Рультабийль! – привскочил г-н де Марке.

      – А что, вы против? – ощетинился мой друг, готовый к бою.

      – Ну что вы! Я слишком люблю прессу и журналистов, чтобы чинить им препятствия в чем бы то ни было, однако господин Стейнджерсон никого не принимает. Дом хорошо охраняется – вчера ни одному журналисту не удалось проникнуть даже в парк при замке.

      – Тем лучше, – обрадовался Рультабийль, – я приеду вовремя.

      Г-н де Марке поджал губы и, казалось, был готов замкнуться в упрямом молчании. Однако длилось это недолго: Рультабийль незамедлительно сообщил, что мы едем в Гландье, чтобы пожать руку «старому доброму другу», как выразился он, имея в виду Робера Дарзака, которого видел раз в жизни.

      – Бедняга Робер! – продолжал юный репортер. – Бедняга Робер! Должно быть, он близок к смерти – он ведь так любил мадемуазель Стейнджерсон.

      – Это правда. Господин Дарзак в таком горе, что на него жалко смотреть, – нехотя процедил г-н де Марке.

      – Но не следует терять надежду, что мадемуазель Стейнджерсон выживет.

      – Да, будем надеяться. Вчера ее отец признался мне, что если она скончается, то он тоже проживет недолго. Какая невосполнимая потеря для науки!

      – Рана на виске глубока, не так ли?

      – Еще бы! Просто невероятно, что она не оказалась смертельной. Удар был чрезвычайно силен.

      – Значит,