Обитатели холмов. Ричард Адамс

до той поры, когда исчезнут тревога и страх! Увидеть, как поднялась и рассеялась туча над головой – та самая туча, лежавшая на сердце, из-за которой возможность счастья чуть не обратилась в воспоминание! Это одно из немногих чувств, известных всем без исключения.

      Вот ребенок – он ждет наказания. Но вдруг оказалось, что взрослые не заметили или простили его проделки, – и тотчас же мир заиграл всеми красками, наполнился сладчайшими ожиданиями… Вот солдат, который ждет боя с тяжелым сердцем, готовый к страданию и гибели. Но вдруг и ему улыбнулась удача. Пришло известие – война окончена, и кругом все поет! Солдат наконец вернется домой!.. А вот воробьи на пашне – спрятались от пустельги. Но пустельга улетела – и они резвятся, мельтешат над оградой, пищат и садятся, куда захотят… Вот злая зима сковала всю землю. Зайцы сидят на пригорке, вялые, отупевшие от мороза, и готовы уже погрузиться в бесконечную глубину ледяного покоя снегов и безмолвия. И вдруг – кто бы мог подумать? – затренькала капель, большая синица на голой вершине липы зазвонила в свой колокольчик, задышала земля – и зайцы носятся, скачут на теплом ветерке. Безнадежность и отвращение рассеялись, как туман, и немотное одиночество, подобное бесплодным трещинам в земле, где они обитали, расцветает подобно розе и устремляется к вершинам холмов и к небу.

      Усталые кролики паслись, резвились на залитом солнцем лугу так, словно пришли из подлеска, с соседнего склона. Вереск, шараханья в темноте были забыты, их будто бы растопило поднявшееся солнце. В высокой траве играли в догонялки Шишак с Дубком. Плющик прыгал взад-вперед через ручей, бежавший посередине поля, Желудь решил было последовать его примеру, но не рассчитал – и свалился в воду. Пока он выбирался, Серебряный насмехался над ним, а затем опрокинул его на ворох прошлогодних дубовых листьев и не отпускал, пока Желудь не обсох. Когда солнце поднялось выше, съежились тени и высохла роса, все вернулись в тенистые заросли бутня, росшего вдоль канавы. Рядом, под цветущей дикой вишней, уже сидели Пятик, Орех и Одуванчик. Облетали белые лепестки, осыпая траву, поблескивая на кроличьих шкурках, и неподалеку пел дрозд: «Дер-р-ревце, дер-р-ревце, р-р-росистое дер-р-ревце. Пригнись, пригнись, пригнись».

      – Что ж, неплохое местечко, а, Орех? – лениво сказал Одуванчик. – Кажется, пора присмотреть себе какой-нибудь склон. И хотя, честно говоря, лично мне спешить неохота, но, похоже, скоро пойдет дождь.

      Пятик, кажется, что-то хотел сказать, но тряхнул ушами, отвернулся и куснул лист одуванчика.

      – Вон там, повыше, за деревьями, место, похоже, неплохое, – ответил Орех. – Что скажешь, Пятик? Пойдем сразу или подождем немного?

      – Все равно – как хотите, – помолчав немного, отозвался Пятик.

      – Но мы же не будем копать по-настоящему, правда? – спросил Шишак. – Это занятие для крольчих – не для нас.

      – Все-таки парочку нор вырыть надо. Что скажете? – начал Орех. – Нужно, чтобы на всякий случай было какое-то укрытие. Пошли посмотрим. Пока время есть, поищем склон поуютней. Или вам хочется делать одно и то же