Лето. Море. Смерть. Ника Лисовская

как от дурной привычки. У неё есть характер. Так она считала. Загрузила себя работой и занятиями, которые бы занимали ум. Вновь начала учить испанский, взялась читать, заполняя пробелы в знакомстве с классической литературой и, как раз тогда начала писать большой материал об истории цементного завода – месте, о котором в городе ходило так много слухов, что впору водить экскурсии.

      В целом, Дина была довольна собой, считая, что справляется прекрасно. А потом случился День Рождения Кира, на который он пригласил лично позвонив и Дина не видела причины не идти. Приехала в ночной клуб, где он тогда работал и в котором собрал друзей. Начало апреля. Ещё холодно, но уже весна. Это был её первый одинокий "выход в свет" и Дина как будто вспомнила, что девушка и вообще… Накрутила локоны, сделала макияж. Правда, вместо платья надела удобные джинсы и белую рубашку. Казалась себе очень стильной и элегантно сногсшибательной.

      И настроение было хорошее, и клуб понравился и то, что Кир устроил друзей в отдельной кабинке, где они могли быть своей компанией без посторонних. Только Дина оказалась без пары. Единственная. Это тогда кольнуло неприятно, но она быстро справилась. Объяснила себе, что это неважно совсем. Здесь все свои. Да… А потом приехал Дан. С новой девушкой. ТОЙ девушкой. И все. Дина помнила, что сначала было ощущение, будто на голову ей опустили огромную пуховую подушку и все пропало – вкус, цвет, звуки и запахи. А потом снова появилось оглушительным и ярким. И Дина застыла посреди этой карусели с бокалом красного вина в руке и приклеенной к лицу улыбкой.

      Девушка, с которой приехал Дан была необычайно хороша. Как будто вышла из известной соцсети и соцсеть отвалилась, а бьюти-фильтр на лице остался. Иначе Дина не могла объяснить такой матовой кожи, идеальных бровей, длинных густых ресниц, пухлых губ и точеной фигуры в неоново-красном обтягивающем платье. И все Динины потуги с потертыми джинсами и рубашкой с небрежно поднятым воротником оказались пустыми. Так видимо в полночь в тыкву превращается карета, а кучер в напудренном парике становится обычной полевой мышью с парочкой острых оранжевых зубов.

      Дине захотелось провалиться. Прыгнуть в черную дыру и реветь там до тех пор, пока не захлебнется в своих слезах.

      Она думала, что сможет достойно принять эту встречу. Думала сможет смотреть, как он сидит рядом с другой, и она сплетает их пальцы и смотрит немного свысока. Потому что… Потому что Дан неприлично хорош с любой стороны.

      Тогда Дина как-то очень глупо попрощалась. Придумала, что ей надо сдать материал и это срочно. Просто невероятно как. И бежала потом из клуба, в такси, прятаться в своей двухкомнатной норке оклеенной старыми обоями в зелёных вензелях. Закрыться и выть.

      Выть глухо и отчаянно в подушки. Потом почти сутки лежать на кровати тряпкой без жизни и сил.

      Решившей после этого не ходить ни на какие дни рождения. И вот, спустя несколько месяцев, снова наступить на те же грабли, и мучить теперь себя нелепыми беспокойными мыслями, о том, что Дан смотрел на нее как-то очень особенно у цветочной грядки. И, может, если позвонить, то это не будет