.

перед Никитой показался добротный двухярусный дом за высоким забором, похожий скорее на терем. Дворовый, что ехал первым, подлетел к воротам, спрыгнул чуть не на ходу с седла, бросив поводья и отпустив коня, и стал яростно, с громким криком «Отворяй!» барабанить в дубовые створы тупым концом своей плети. Сани с княжичами, боярин Федор и Никита с Прошкой чуть сбавили ход и вскоре были рядом. Их лошади загнанно храпели, жадно хватали морозный воздух и топтались на месте, пуская из вздувающихся ноздрей густые клубы пара.

      За воротами раздался лай своры собак, чуть погодя над забором заплясали отблески огней и послышались хрустящие по снегу шаги. Заскрипел и тупо брякнул засов, подалась одна створа, вторая. За ними Никита увидел со стороны двора двух человек с горящими факелами – они изо всех сил тянули створы вовнутрь, освобождая приехавшим дорогу, – и третьего, тоже с факелом, только поднятым чуть выше над головой, который стоял посредине, удерживая одной рукой на поводке четырех огромных, черных собак. Собаки с остервенением лаяли, дико скалились и рвались вперед, привставая на задних лапах. Вот сейчас спустит поводок, и поминай как звали! При этой мысли у Никиты пробежал по коже мороз. Но не успел он подумать об этом, как Прошка заорал прямо над его ухом:

      – Ты что, ополоумел?! Убери собак!

      Псарь послушно рванул повод и с криками «А ну, фу! Домой!» потащил упирающихся собак куда-то вглубь двора.

      Возница тем временем хлестнул лошадей, и сани, проскрипев по снегу полозьями, проехали в ворота. Боярин последовал за ними. Прошка подстегнул поводьями лошадь и, проезжая ворота, бросил на ходу дворовому: «Давай, закрывай!» Створки со скрипом сомкнулись, засов вжикнул на свое место, и Никите послышалось, как боярин Федор облегченно выдохнул.

      Быстро осмотревшись, Никита обнаружил, что двор боярского дома (а в том, что этот дом и деревня принадлежали окольничему не было никаких сомнений) довольно просторен – на Москве, конечно, и побольше есть, ну так тут не Москва. Вдоль забора примостились добротные клети, видно дворни у боярина много. Правда, окна в клетях не горели, да и на дворе больше никто не появлялся. Только на втором ярусе, в конце введущей вверх крытой входной лестницы, чуть отворилась дверь, из-за которой пробилась полоска света и потянулись клубы пара. Тут Никита заметил, что еще в нескольких окнах терема замерцал свет.

      Всадники стали спешиваться. Боярин Федор соскочил с коня, отдал его одному из дворовых и кивнул Прошке. Подтолкнув Никиту («Все! Приехали!»), Прошка, не дожидаясь его, спрыгнул с коня первым и побежал к боярину. Слезая, наконец, со своего пыточного места под названием «загривок», Никита услышал краем уха, как боярин наказывает Прошке: «Княжичей в светелку отведешь, вели их накормить и уложить: поедем с зарей, пусть выспятся. Нам в горницу подай поесть. Да найди ему какую клеть, чтоб без соседей.» Последние слова, решил Никита, были о нем. Да, загадки не прекращались. Но разгадывать их у Никиты не было ни малейшего