Северная дорога. Роман об английской магии. Анна Ефименко

К концу года я ее найду.

      Горничная продолжила:

      – Говорят, в М… скоро появится новый чародей. Он уже успел наделать шума в Лондоне.

      – Ты-то откуда знаешь, Мэри?

      – У меня в той деревне живет жених, – щеки служанки слегка покраснели. – Мы переписываемся.

      Что ж, для викария Бэзил Кормак был действительно прогрессивным человеком – в этом доме горничной не грозило увольнение за то, что у нее появился поклонник. В этом доме слугам даже давали выходной день и изредка позволяли приводить в гости родных – непопулярная практика среди господ.

      А еще Его Преподобие старался держать дома только обученных грамоте слуг. Викарий с женой даже добровольно помогали деревенским ребятишкам в своем приходе обучиться письму и чтению – неслыханное развитие для сельской общины, где большинство населения грамотой не владело. Немудрено, что слухи о происходящем в окрестностях теперь доходили до абсолютно всех в приходе, в том числе и почтой. Но новости из М…, в отличие от Северной дороги, были не той темой, где Винтерсмит что-то скрывал или недоговаривал.

      – Я встретил этого нового чародея, когда уезжал, – ответил он. – Уступил ему свою комнату на постоялом дворе.

      – И как он вам?

      – Никак, – Винтерсмит пожал плечами. – А как должен был быть?

      – Я не знаю, сэр. Как вы, колдуны, оцениваете друг друга?

      – Так же, как и не-колдуны, – ответил он. – По способности здраво мыслить и делать свое дело как следует.

      Еще немного поговорив со слугами на кухне, волшебник затем прошел в кабинет Бэзила, вновь покопался в чужих бумагах с проповедями и отобрал для себя то, с чем нужно было поработать в ближайшие дни. По чужому дому он перемещался так же свободно и непринужденно, как и по гостинице в М…, непоколебимо уверенный в своей главной истине: ни одна дверь не будет закрыта перед жабьим человеком.

      Наступил полдень. Проведав еще раз Уголька и выкурив на улице у ограды трубку, Винтерсмит вновь вернулся в свою комнату, где, сбросив сапоги и тяжелую одежду, он рухнул на кровать, да так и проспал до вечерних сумерек.

      Темнело рано, а потому, когда внизу уже ужинали, Винтерсмит встал и пошел по лестнице, захватив с собой лампу.

      За столом он тут же увидел того, кого ждал. Викарий был в своем неизменном воротничке и ужасном парике: судейским и церковникам устав до сих пор предписывал обязательно носить парик. Однако преподобный Кормак был вовсе не против устава – его собственные волосы давно поредели. «Это все от излишней умственной деятельности, – объяснял викарий. – Я слишком много размышляю над проповедями, потому и лысею». Любой человек, действительно знающий о том, кто на самом деле работает над проповедями Кормака, не верил в этот аргумент ни на секунду.

      Тем временем в гостиной Винтерсмит наконец-то поприветствовал друга:

      – Бэзил, – протянул он свою руку.

      – Долго ж