Золотое лето. Галина Дмитриевна Гончарова

решил не забивать себе голову излишними сложностями и удалился выгребать навоз. А вот Гришка все как на духу выложил доброй тете Вале.

      И что была баба!

      Да, вон энта, что в газете!

      И что она превратилась в упырицу.

      И сожрала бедного Семена, вот как есть, а у него-то образок, вот он и уцелел! Вот, святой, с Фарафон-горы, с коим теперь бедный Гришенька не расстается! Небось без него и уснуть-то не получится. Спас его образ от нежити поганой! А то б и его сожрала, нечисть жуткая…

      Валентина слушала, поддакивала, размышляла… и отправилась к Никону.

* * *

      – Валька! Ну что ты несешь, дура-баба?!

      А что еще должен сказать нормальный мужчина?

      Вот он лежит довольный, разнеженный, доказавший любимой женщине, что он мужчина и еще о-го-го, а она тут…

      Нет бы кваску подать, или пожрать чего сгоношить… так ее поговорить растащило! Вот что за манера у баб – все удовольствие портить? То им про любовь языком молоти, то им еще чего…

      – Никон, миленький… – Квас Валька таки подала, и рядом присела, и по груди погладила, спускаясь все ниже и ниже, этак… с намеком. – Ты послушай меня всерьез. Ведь и так быть могет, разве ж нет? Ты знаешь, что застрелили анператора со всей семьей… а может, и правда, одна из его дочерей из могилы выбралась? Упырицей стала? Бывает ведь такое, коли душу Темной запродать! Ишшо как бывает, бабки говорили…

      – Да дуры старые твои бабки!

      – А кровь кто заговаривает? Кто твоих бойцов лечит, скажешь, не они?

      – Ну…

      Тут крыть и правда было особо нечем. Пара дохтуров у Счастливого имелась, но учитывая, сколько они пили… Ей-ей, лечение от бабок действительно выходило более эффективным.

      – Вот! Небось потому ее раньше и не показали, что упырица она! И кровь пьет… а как сил набрала достаточно, чтобы на свету находиться, али еще чего…

      – От меня ты чего хочешь?

      Чего хотела Валентина?

      Да за брата расквитаться! А упырица там, императрица – вот уж что ее ни разу не волновало! Она б кому угодно в косы вцепилась.

      Но коли уж так…

      – Святой водой ее облить надобно! Тогда задымится нечисть да и сгинет! Не переносят они святой воды и святого хлебушка…

      – И что?

      – Так ежели Валежный… энто…

      Никон едва не застонал.

      Чего хотела дура-баба?

      Да считай, что и пустяк!

      Пусть он Валежному, значит, отпишет, что все знает… или вообще пустит Валечку туда поехать… в Зараево… или в Ирольск, куда там анператрица поедет… ну и того ее… святой водой!

      За Сенечку!

      А то как же?!

      Нельзя ж так, чтобы она… того – и безнаказанно?

      Нет, никак нельзя…

      Атаману оставалось только застонать. И решительно натянуть штаны.

      А что?

      И возраст уже не тот, чтобы, значит, и вообще… когда такое требуют, тут любое настроение упадет! Даже самое боевое!

      Валька поняла, что перегнула, повисла на шее, зашептала ласково, заворковала…

      Штаны Никон снял. И в постель вернулся.

      Но соглашаться?

      На такое?!

      Да вы что