Убийства в Полянске. Алексей Кротов

за два дня уже срывается. Видать, нервы, хотя будут тут нервы, когда у тебя в доме труп».

      Тарасова тем временем продолжала свою обвинительную речь:

      – Он мне давно подозрительным казался, морда бандитская. Знаю, меня он терпеть не может, вот он и приволок Алену ко мне домой, чтобы меня заподозрили. Слава богу, люди знают, что это не я. Послал же Господь со мной Зою. Вся их семейка такая. Готовы друг друга со света сжить. Родственнички.

      Таисия Игнатьевна молчала и, лишь когда Тарасова наконец выговорилась, сказала:

      – Я бы пока не стала никого обвинять.

      – А я так непременно добьюсь, чтобы следователь из них, подлецов, всю душу вытряс.

      – Сын-то, кажется, расстроился, по всему видно, любил мать, – осторожно вставила Сапфирова.

      – Насчет него не знаю, может, и так, но остальным в тюрьме самое место.

      Анна Дмитриевна хотела продолжить, но Сапфирова решительно извинилась и оставила Тарасову наедине со своим возмущением, впрочем, ненадолго – аудитория в лице Ленки и Бочкина уже приближалась к ней.

      Следователь и лейтенант вызвали не меньший интерес со стороны полянцев, чем убийство. Их обсуждали шумно, порой перебивая друг друга, разбирали по косточкам, досконально. Дудкин с пеной у рта расхваливал милицию, а Саврасиха с той же самой пеной кляла её на чем свет. Были тут и Синицкие, жертвы прошлогодней кражи. Они ругали милицию вообще и следователя с лейтенантом в частности. Арсеньева резонно заметила, что если один следователь никчемный, то это не значит, что и все такие. Но Синицкая лишь от нее отмахнулась.

      Скоро новое известие облетело Полянск: следователь вызывал всех для снятия отпечатков пальцев. Впереди шествовал Дудкин, как солдат-призывник. Он протянул следователю руку с таким достоинством и грацией, словно она предназначалась для поцелуя. Больше всех по этому поводу ворчала Цепкина. Она недоумевала, зачем это нужно делать.

      – А что, если я откажусь? – прямо спросила Пелагея Егоровна, в упор глядя на следователя.

      – Навлечете на себя лишние подозрения, – сразу ответил Попов. Цепкина набычилась.

      – Почему это лишние? – хмуро спросила она. – Меня что, в чем-то подозревают?

      – Это тайна следствия. Давайте пальчики и не тяните время. Готово? Следующий.

      – Как я ему слово поперек сказала, – рассказывала дома Пелагея Егоровна Зое, – с него тут же весь лоск слетел. Как ветром сдуло, словно стружку рубанком срезало.

      – Ах, мама, – недовольно воскликнула Зоя, – ты, наверное, опять грубость брякнула!

      – А что ему мои пальцы, будто я преступница какая. Я честная, порядочная женщина. Если будет мне дело шить, то он меня надолго запомнит, и пусть не думает, что я все стерплю.

      Попов в этот момент меньше всего думал о разъяренной Коробочке.

      Когда с отпечатками было покончено, он облегченно вздохнул и утер пот со лба.

      – Владимир Иванович, иди работать да результаты представь поскорей, а лейтенант пока мне племянника с сестрой приведет.

      Антон Анисимович Люгеров