Река времен. Артисточка. Вера Капьянидзе

из Рязанской да Тамбовской губерний народищу. Они все дома и позаняли, заместо казаков теперь и хозяйничают.

      – А как же Нюся-то?

      – Нюсю твою не трогают за мужа. Ценят его на железной дороге. Да и в метриках он русский значится, и пацаны у них, считай, русскими записаны. Да и сама Нюся в колхозе учетчицей работает, все же грамотный человек. Председатель еле уговорил на должность.

      – Слава тебе, Господи! – облегченно перекрестилась Настя. – Да ну их всех к лешему вместе с Мотькой! Ты мне лучше скажи, где жена твоя с девчонками? Что один-то пришел? Остановились что ли где? Повидались бы, познакомились. Завтра давай приходите все вместе…

      – Хорошо бы, да только не получится. Не увидишь ты мою Марью.

      – Что так? – Испуганно спросила Настя. – Ай, беда какая приключилась?

      – В Сибири она с девчонками осталась. – Тяжко вздохнул Тимофей.

      – Да как же так-то?! Ты что же их там одних на погибель оставил? Надо было… – начала, но тут же осеклась Настя, вспомнив, как и сама осталась одна с детьми в Ялте.

      Григорий, видимо тоже вспомнивший дела одиннадцатилетней давности, тут же взялся разливать водку.

      – И мне плесни, – попросила его Настя.

      Молча выпили. Каждый за свое. Настя не выдержала:

      – Ох, грехи наши тяжкие! – смахнула она слезу.

      Григорий, виноватясь, обнял ее, успокаивая:

      – Ну, все, все… Все уже позади.

      – Да уж, грехи, – согласился с Настей Тимофей. – Только мы так и не поняли, за какие смертные грехи Бог нас эдак-то наказал. Я, вроде и повоевать не успел ни за красных, ни за белых. Выходит, грех мой в том только что казаком уродился?

      Выпили еще по одной, горько помолчали.

      – Выходит, что так, – развел руками Григорий.

      – Да… Ох, и хлебнули же мы с Марией горя в этой Сибири. Поди, и по сей день хлебает не меньше того.

      – Совсем плохо пришлось? – Посочувствовал Григорий.

      – Хуже не бывает. Поселили в барак-развалюху. Зимой не протопишь, со всех щелей дует, летом мыши одолевают. Жрать и так ничего нет, так они последнее растащат по норам. Ни работы никакой, ни животины, ни одежи. Земля – одни корневища, и та не родит. Не успевает за лето отогреться. Картоха и та толком не поспевает. Не картоха, а горох… Помыкались мы эдак с Марьей года с два и решили, что надо как-то бежать из этого медвежьего угла, иначе пропадем совсем. А как всей семьей бежать-то? Ни денег, ни одежки какой. Старшая-то зимой и в школу не ходила – не в чем. С грехом пополам меня в дорогу собрали. Вроде, как на заработки да место какое приглядеть. Вот я к вам было и направился…

      – Ну и, слава Богу, хоть один, но добрался. – Перекрестилась Настя. – Жить будешь у нас. Скажем, Гришин брат приехал. Немного оглядишься, и что-нибудь с работой придумаем, ты не бойся, куда-никуда все равно пристроим, Что сам заработаешь, где и мы чем поможем, соберем деньжат, а там уже и за семьей съездишь, да Гриш? Глядишь, все и наладится, и заживете вы по-людски. – Ободрила его Настя, похлопав по плечу.

      – Хорошо, кабы так. Только на том мои мытарства не кончились.

      – Что