Доллары в чемодане, труп в багажнике. Лариса Соболева

заметила Дана.

      – Потому что шучу. Принести бутербродов?

      – Ой, если нетрудно. – Через минуту Дана уплетала мизерные бутерброды, наколотые на шпажки. – Какие маленькие. Но удобно, рук не запачкаешь.

      – Это канапе. Ешьте, ешьте… Кажется, начинают. Идемте ближе?

      – Ладно, пошли…

      Запихнув в рот сразу несколько бутербродов и вызвав новый приступ смеха у Семена Кирилловича, Дана, уплетая за обе щеки, встала, поправила платье, которое имеет свойство сползать по ногам не вниз, а вверх.

      – Вам очень идет розовый цвет, – сказал Семен Кириллович, предлагая ей руку. – Вы как принцесса.

      Вообще-то он ничего, не пошляк хотя бы. Дана взяла его под руку и проследовала с ним к свободным пластиковым креслам. На террасе расселись четверо музыкантов и запилили на все лады – тоскливо, жалобно и старомодно. В основном Дана рассматривала публику, которой явно до фонаря музыка, но гости старательно изображали кайф, можно сказать, улетали от слуховых галлюцинаций, вызванных скрипением смычков.

      – Никогда бы не подумала, что эти люди способны слушать скрипки, – шепнула она Семену Кирилловичу на ухо.

      – Дань западной моде, у нас теперь, как у них: приемы, коктейли, музыка вместо длинного и обильного застолья, – так же тихо сказал он. И со смешком указал на соседа: – А вот и подтверждение любви к искусству.

      – Хр… Хррр… – слышалось мирное похрапывание толстяка.

      Дана прыснула, а Семен Кириллович извинился:

      – Простите, меня зовут.

      Он ушел за дом – как жаль, Дана опять почувствовала себя сорняком среди розария. Через некоторое время на место Семена Кирилловича кто-то плюхнулся, Дана слегка скосила глаза посмотреть на нового соседа. Оценка «четыре»: молодой, симпатичный, светлый шатен, но с таким выражением, будто у него несварение или сейчас окочурится от приступа скуки. Он толкнул локтем храпуна, тот издал несколько хрюкающих звуков и вытаращил глаза перед собой.

      – Не хочешь погулять? – сказал молодой человек, обращаясь неизвестно к кому, он смотрел на музыкантов.

      Дана покрутила головой, но близко с соседом, кроме храпуна, никого не было. Она чуть подалась к нему:

      – Вы мне?

      – А кому еще? – Он перевел на Дану глаза.

      От него несло самоуверенностью и снобизмом, Дана не любит такого рода парней. А что она любит? Все, что недоступно. Но есть один нюанс: она не сделала недоступность культом, к которому бегут-гребут, не разбирая дороги и давя таких же гребцов-бегунков. Она даже не знает, как это делается. Отсюда все, что ей нравится, существует само по себе, где-то рядом, но не имеет отношения к ней, например, как здесь. А все же Дане стало интересно, как будет вести себя с ней этот сноб? В конце концов, раз удалось проникнуть к людям закрытого круга, почему не разведать о них побольше? Без цели разведать, из любопытства.

      – Ну, давай погуляем, – согласилась она.

      Они сидели «в последнем ряду», следовательно, не создали