98_8. История одной болезни. Мария Ильинична Томич

на вклеенные фотографии его маленького. Пробегала глазами по строчкам. Так за многое мне хотелось попросить прощения, так многое объяснить.

      Слова выливались чернилами сами собой, я не могла остановиться – строчка за строчкой я писала прощальное письмо сыну, который будет расти без матери. Я плакала и заливала слезами страницы.

      Все правильно. Так нужно.

      Только мужу я написать не смогла ничего. В душе связались морским узлом все воспоминания, ощущения от каждого прикосновения, улыбки, записки, общей чашки. Писать ему было слишком больно.

* * *

      Гриша привез меня в больницу рано утром. Уже в отделении выяснилось, что свободного места в палате не будет до обеда.

      Мне казалось, что я выиграла джекпот – полдня, которые, я смогу прожить жизнью здорового человека – выйти из больницы, пойти, куда глаза глядят, зайти в магазин… да что угодно!

      Я выбежала на улицу, оставив сумку у поста медсестры. Вот она – свобода! Вот то, что на самом деле – счастье. Ноги, с таким упоением наступающие на асфальт, – было ли такое когда-нибудь?

      Запомни это! Запомни как это!

      Рано утром я никогда не ем. Голодная я дошла до сетевого, обычного кафе, и заказала обед. Ни одно блюдо не было таким вкусным как это – съеденное перед собственной смертью, в дешевой забегаловке.

* * *

      Врач листал выписки, рассказывал, как будет проходить операция. Кабинет напоминал мне аквариум – маленький, ровный. Я, в водяной глади, замершая. Он – за стеклом. И вместо голоса нечленораздельные звуки. Я не слышала его. Я молчала. Я зависла, выпуская пузыри воздуха, в аквариуме. Я – рыба. Больничные тапки сводили с ума.

      – Ты с детьми попрощалась? – спросил он и так, киношно, взглянул на меня поверх очков.

      Идиот. Не слушай его.

      Открылся под ногами огромный люк, вся вода в секунду бросилась водопадом вниз, и дышать, дышать больше не получалось.

      Я – рыба. Я умираю.

* * *

      Накануне операции Гриша подарил мне игрушку – единорога-корову. Единорог целиком выворачивается и превращается в подушку. И это подушка в виде крепости.

      Всю ночь перед операцией я не могла заснуть, ворочалась и обнимала единорога.

      Этого животного не существует. Оно – такой, знаете ли, результат ошибки в ДНК-коде. Замешались клетки, не так разложились, вот и получился единорог-корова.

      Внутри такого необычного, пораженного генетическими мутациями животного, живет настоящая крепость. Крепость делает его стойким, твердым, упругим. Сильным.

      А генетическую мутацию единорог-корова принял как данность и использовал как мог – радовал меня одинокими больничными ночами. Соединял с мужем. Давал возможность его обнять, даже когда я на другом конце города.

      Рак дважды – это генетическая мутация. Что-то не так у меня заложилось. Неверно срослось. Нарушилось в самом начале и ударило во второй раз. Но я выдерживала удар. Изо всех сил.

      Мы, такие две неправильные, две генетические мутации, лежали, тепло