Улыбнись, любимая!. Кучкар Наркабил

быстрыми шагами удаляется в сторону той самой комнаты. Дверь открывается, и показывается менеджер, тот самый, респектабельного вида. Смотрит на меня с отвращением и что-то говорит официантке. Она опять появляется передо мной, сообщает:

      – Если не ошибаюсь, она сейчас подойдет, – и исчезает.

      Слушай, что было потом: не поверишь, но она уже шла ко мне, а меня такая дрожь охватила, руки выдавали все мое волнение. Я старался их скрыть под столом. Та же нежная, легкая, как у горной лани, походка, на лице та самая искренняя полуулыбка, те самые стрелы густых, прекрасных ресниц, а в глазах тот самый испепеляющий огонь… Одета в облегающее ее прекрасный стан зеленое платье, на голове красный колпачок. В этом наряде она была похожа на красную розу с зеленым стеблем. Ну что ты смеешься, не смейся…

      Я опустил голову. Зачем я позвал ее? Я сожалел, что не смог потушить огонь желания холодным ветром разума.

      Она подошла. Я еле вынул руки из-под стола. Они все еще дрожали. Она с минуту смотрела на меня с удивлением. Затем на лице появился то ли страх, то ли она сильно вздрогнула. А потом… Потом она улыбнулась:

      – Вы… Я вас узнала, – сказала она.

      Я смотрел на нее не отрывая взгляда. Она была взволнована:

      – Чего хотите? Что-нибудь будете заказывать? – спросила заботливо.

      – Ну… полкурицы, пятьдесят… нет, сто… нет-нет, пятьдесят граммов крепкого напитка, немного хлеба, – заикаясь, заказывал я. Вынул из кармана помятой рубашки пластиковую карту и протянул ей.

      В ее глазах появилась жалость. Она жалела меня. А возле отдельной комнаты стоял менеджер и косился на меня. Потом он холодно усмехнулся. Салтанат принесла мой заказ. На большой тарелке восседала целая курица, в большом стакане искрился коньяк, а еще была тарелка салата. Она улыбнулась той самой улыбкой, которой одаривала меня в те мои благополучные годы.

      – Кушайте, приятного аппетита. Вы не сказали код пластиковой карты. Да и необязательно…

      Я смотрел на нее раскрыв рот.

      Дал кое-какие поручения своему помощнику и сказал, что на работу выйду на следующей неделе. Заместителю приказал, чтобы разруливал дела до понедельника без моего участия. На следующий день я опять пришел в ресторан. Был небрит, на ногах изношенная обувь, одет в помятую, несвежую рубашку. Ресторан был полон, так как было время ланча. Кто-то смотрел на меня с жалостью, кто-то – с отвращением.