Детство. Александр Омельянюк

решительно подняла жена свои сумки.

      И, переведя дух, супруги вновь двинулись в путь.

      На Сретенском бульваре их взору предстала забавная картина. Лёгкий утренний московский ветерок по сухой поверхности главной аллеи, утрамбованной смесью песка с кирпичной крошкой, гонял тополиный пух, сбивая его в причудливые фигурки, скручивая в рулоны и спирали, собирая их в замысловатые колонии у бордюра и на кромках невысохших луж. Пух попадал в глаза и нос, цеплялся за ресницы и волосы, больше веселя предвкушающих скорое достижение желанной цели супругов, нежели раздражая их занятостью своих рук.

      Лишь дойдя до перекрёстка Бульварного кольца со Сретенкой, они снова отдышались, поставив на землю сумки и отерев с лиц остатки тополиного пуха.

      – «Петь, а что это за огоньки разные зажигаются?».

      – «А это светофоры! Видишь? Вверху загорелся зелёный – значит, в этом направлении можно идти! А там внизу горит красный – значит, в том направлении идти нельзя! А теперь и там и там горит жёлтый – значит идти уже никуда нельзя, а стоять и ждать зелёного или красного!».

      – «А зачем же тогда нужен жёлтый, если на него никому идти нельзя?» – задала естественный вопрос любознательная учительница.

      – «А на него заканчивают движение те, кто ехал или шёл на зелёный, но ещё не успели дойти или проехать, и готовятся начать движение до этого стоявшие!» – уточнил москвич.

      – «У-у! Понятно! Пошли – нам зелёный!» – по-деловому заспешила женщина первой.

      Сначала они перешли Бульварное кольцо, а затем и Сретенку.

      – «Альк! Только ты по сторонам всё равно смотри! – вмешался Пётр, видя как впереди него смело и гордо вышагивает на зелёный свет его молодая жена – А то какой-нибудь лихач или нарушитель неожиданно выскочит – костей не соберёшь!».

      – «Да уж!» – полуобернулась Аля, подходя к тротуару.

      Перейдя через перекрёсток, она остановилась:

      – «Петь, а у вас здесь и церкви ещё есть?».

      – «Да, но она давно не действующая!».

      – «Прям, каку нас! Но эту, вашу, смотрю, не разрушили!».

      – «Кстати! Лет десять назад…, даже больше, когда я здесь ещё не жил, мне этот перекрёсток весьма приглянулся! Правда, зимой это было! Вот, а теперь живу я здесь!»

      Аля обернулась назад, разглядывая живописный городской пейзаж, и согласилась:

      – «Да! Красиво! И дома, и зелень, и даже люди!».

      – «Аль! – остановился Пётр пред магазином с надписью «Табак» – Ты подожди здесь, я забегу сюда – соскучился по нормальным папиросам!».

      Почти всю войну Петру Петровичу Кочету приходилось в основном курить солдатскую махорку, лишь изредка разбавляя её случайными папиросами, а то и вовсе обходиться без курева.

      И сейчас, зайдя в свой любимый табачный магазин, ассортимент которого существенно превосходил возможности табачных киосков, он окунулся в необыкновенно разнообразный мир табачных запахов и ароматов.

      От этого пьянящего разнообразия вооружённые глаза Кочета просто разбежались. Он походил вдоль