Душа мертвеца. Дара Преображенская

раньше?

      – Забыла. Я совсем забыла об этом дневнике, голова была занята другим.

      – Принесите, пожалуйста, я уверена, там есть что-то важное.

      Дневник представлял собой слегка потрёпанную тетрадь в девяносто шесть листов с коричневой обложкой и надписью на титульном листе «Мой дневник – немой свидетель моих переживаний и слёз, которые я не могу никому показать». Мила провела ладонью по обложке, шестым чувством ощутила присутствие Нади, положила в сумочку.

      В это время Зоя Всеволодовна налила вторую порцию чая, добавив при этом больше варенья в блюдце.

      – Теперь, надеюсь, ты ни за что не откажешься задержаться, – с победой в голосе сказала она.

      – Не откажусь. Я съем это варенье пока не опустошу чашку, – согласилась Мила, у неё поднялось настроение, потому что появилась возможность вплотную соприкоснуться с переживаниями подруги, заглянуть за ту запретную черту, которая всегда оставалась для неё недосягаемой, – Вы даже не представляете, какой подарок мне сделали сегодня. Дневник я Вам верну сразу, как прочту всё до последней страницы.

      Мила ощутила в своей руке тёплую ладонь Надиной матери:

      – Ты отчасти считаешь себя виноватой в её смерти, я же знаю. Ты думаешь, что напрасно уговорила её ехать с собой в Москву, и останься Надя в Каменске, она была бы до сих пор жива. Ведь ты так думаешь?

      – Да, – Мила опустила голову, потому что ей было стыдно смотреть в глаза этой доброй женщины, тогда, десять с лишним лет назад она действительно уговорила Надю поехать вместе с ней поступать в университет.

      – Перестань заниматься самобичеванием, она бы без тебя умчалась на край света, ей было тесно в этом маленьком городке, потому что Надя всегда любила пышность, богатство, буйство красок, она была человеком славы, как и её отец. Отвлекись, давай-ка я лучше почитаю тебе Пушкина, как на тех знаменитых вечерах.

      – Почитайте, – не задумываясь над словами, ответила Мила, теперь ей было всё равно.

      …Случалось ли ненастной вам порой

      Дня зимнего, при позднем, тихом свете,

      Сидеть одним, без свечки в кабинете:

      Всё тихо вкруг; берёзы больше нет;

      Час от часу темнеет окон свет;

      На потолке какой-то призрак бродит;

      Бледнеет угль, и синеватый дым,

      Как лёгкий пар, в трубу, виясь уходит;

      И вот жезлом невидимым своим

      Морфей на всё неверный знак наводит.

      Темнеет взор; «Кандид» из ваших рук,

      Закрывшися, упал в колени вдруг;

      Вздохнули вы; рука на стол валится,

      И голова с плеча на стол катится

      Вы дремлете! Над вами мира кров:

      Нежданный сон приятней многих снов!

      Но вы прошли, о ночи безмятежны!

      И юности уж возраст наступил….

      Подайте мне Альбана кисти нежны,

      И я мечту младой любви вкусил.

      И где ж она? Восторгами родилась,

      И в тот же миг восторгом истребилась.

      …

      Мила