Темное озеро. Линда Кейр

жива сама школа. Он жалел, что ему не хватило мужества написать правду. В отличие от Энди, которая написала свою страницу достаточно смело. В то время как большинство учащихся, включая его, затрагивали лишь невинные вопросы, не желая никого обидеть, она размышляла о частной природе дневников и о том, как тщательно на самом деле каждый редактировал свою выпускную страницу. А в завершение разродилась стихотворением:

      Эти лучшие годы,

      Перекинув мост от детства

      К зрелости,

      Подготовили, а точнее, готовили нас к стезе

      Нашего предназначения.

      Но готовы ли мы пробудиться от грез?

      Или продолжим витать в облаках?

      Всякий раз перечитывая ее выпускную страницу, Йен вспоминал одну из своих дневниковых записей первого года учебы – в тот день, 20 сентября 1993 года, он познакомился с ней.

      Сегодня появилась новая девочка. Ее зовут Энди Блум. Пропустив первые две недели, она просто заявилась на алгебру.

      Пока Нейдельман представлял ее классу, она забавно закатывала глаза, ведя себя так, словно училась с нами с самого начала. Мне не хотелось бы опоздать и оказаться новичком, но она, видимо, относилась к этому равнодушно. Говорят, что ее отец – какая-то большая шишка в Голливуде. Поэтому, естественно, все думают, что если подружатся с ней, то им светят встречи с кинозвездами и разрешение околачиваться на съемочных площадках. Я еще не разговаривал с ней, но собираюсь…

      Она выглядит и ведет себя совсем не так, как большинство здешних девочонок. В хорошем смысле. Ей как-то удается выглядеть круто даже в нашей форменной одежде, и держится она так, будто Гленлейк ничем не лучше бесплатной городской школы. Вероятно, для нее так оно и есть, поскольку она у себя в Калифорнии привыкла к роскоши. Хотя не думаю, что она – воображала.

      Почему-то я все время думаю о ней.

      И замочки на этих дурацких дневниках могли бы быть понадежнее.

* * *

      Некоторые родители первогодков присоединились к своим детям с бокалом вина, пива и безалкогольных детских напитков, хотя множество бывших выпускников собрались в обшитом ореховыми панелями приемном зале, прямо перед кабинетом директора школы, где бармен в черном костюме стоял в ожидании за заставленной бутылками стойкой.

      Руководители Гленлейка обожали собирать выпускников при каждом удобном случае: последние были ключом к пожертвованиям и успешному набору новых учащихся. Особенно те, чьи имена уже вырезали в камне над входом в здания кампуса.

      Йен и Энди только что глотнули вина – она выбрала сносный белый совиньон, а он – бокал каберне, о чем тут же пожалел, – когда в зале прозвучали их имена.

      – Йен и Энди, – произнес чей-то голос. С оттенком изумления, но четко и раздельно. Это здорово отличалось от того, как звали их парочку все годы обучения: «ЙениЭнди».

      Повернувшись, Йен изобразил радость при виде лица, которое и не узнал вовсе, хотя краем глаза заметил, как искренне обрадовалась супруга.

      Подошедший