Частный случай. Ален Гри

сегодня на море был штиль. Завтра последний день, а следом кувырок в городскую рутину.

      Девушка зашла в номер и мылась целый час.

      Нет. Не в море счастье. Счастье – вот так, завалиться на хруст наволочки, обнять уши подушкой и слышать бьющиеся волны. Вы замечали, что в этом волшебном подушечном шорохе живет прибой? Не в океане глубина. Глубина в ду́ше. Чтобы это понять, требовалось отдалиться от насиженного места на сотни тысяч километров?

      Так думала Марина, ёрзая в истоме по белоснежным простыням.

      Спустя полчаса с медлительным удовольствием она сидела у зеркала и совершала манипуляции, по непонятным мужчине причинам, придающие любой женщине уверенности в себе. За стеклянной балконной дверью бросались пыльцой ночные мотыльки, в бассейне отсвечивали и подмигивали фонари.

      В баре лениво проливалась музыка и коктейли. Умеренно-сладкие пузырьки приятно сводили Марине скулы огуречно-лаймовой печалью: вот и всё, завтра домой. Отсюда небо было слишком чёрным, а музыка была слишком человеческой и западной тогда, когда хотелось проникнуться напоследок колоритным востоком и природой.

      Марина прошла подальше по газону сквозь возмущение цикад и села на прохладный песок. Спрятано. Ушло. Навсегда. Не откроется никому. Иронично щурились пирамиды на автобусы, на группы людей и на каждого человека по отдельности: и этот решил, что тайна здесь, в камне; и этот деловито шлёпает ладошкой булыжник.

      «Я – тайна», – внезапно решила Марина и резко откинулась навзничь, чуть не сбив с ног кого-то.

      – Не хотел пугать, простите. Я Фабио, – сказала тень, переминаясь с ноги на ногу и потирая ушибленное место.

      – Хорошо, – Марина неловко пожала плечами, представляя улыбку на его лице, потому что из-за перепада света видела только очертания мужчины. Ей не очень понравилось, что к ней незаметно подкрались.

      – Говорят, славянские женщины самые заботливые жёны, – его ковыляющий итальянским акцентом английский не позволил Марине разозлиться такой бесцеремонности.

      – Говорят, итальянские мужчины сплошь ловеласы и проходимцы, – недовольно проговорила Марина по-русски, поднялась корявенько, тяжело облокотившись о колено, безо всякой грации, наступив на подол платья, чуть не порвав его, потерла одну стопу о другую, стряхивая песок.

      Она только-только начала что-то понимать, вот-вот ухватила ниточку, готовую раскрутить клубок какого-то неведомого ей ранее очевидного знания о мире и о ней самой… И её прервали.

      Фабио ни слова не понял и, следовательно, улыбаться не перестал.

      – Ты такая… такая… такая… – Фабио силился копаться в своём арсенале английских эпитетов, но ничего, кроме пошлого и неуместного, в голову не приходило, он почти отчаялся и, размахивая загорелыми руками в белой льняной сорочке нараспашку, начал строчить корсиканские восторги и признания.

      «Что за чудо-юдо такое», – негодовала Марина, нарочито грубо вышагивая обратно к бару, всеми фибрами давая ухажеру понять,