Академия Тьмы и Теней. Советница его темнейшества. Ирмата Арьяр

изменить завещание в пользу Ирека. Подумать только – это злобный по определению демон! Темный маг! Сын владыки! Да он любого должен загрызть в борьбе за власть. Как его сестра Зарга.

      Но в синеглазом мальчишке, как оказалось, слишком сильна кровь его матери, дочери пирата. И Сатарф никогда не скажет ему, кем на самом деле была эта женщина, которую ненавистники обзывали за глаза корабельной шлюхой. Никогда не признается, что на самом деле случилось с ней в ночь рождения младшего сына.

      Да, такому, как его синеглазый сын, не нужна власть над землей и подданными. Не нужен даже Темный Трон. Он будет жаждать иной власти, когда и если осознает себя.

      Начиная с ночи рождения Дьяра, владыка с ужасом ждал, когда в его наследнике проснется иная жажда, которая отнимет у него сына, и торопился, всю жизнь торопился опередить, заглушить, обуздать. И только Госпожа Тьма могла преодолеть материнскую силу. Потому владыка провел первое посвящение сына, не дожидаясь его семилетия, потому связал Тьмой, долгом и всеми мыслимыми и немыслимыми клятвами. А теперь – до срока возвел на трон. И тринадцать Теней Темного Трона станут нерушимыми якорями для Дьяра, будут держать до самой его смерти. За Тархареш можно не беспокоиться.

      – Получится, все у тебя получится, – жестко осадил Сатарф наследника. – Как раз ты и обладаешь необходимыми качествами. Или ты считаешь, я глуп, недальновиден и не знал, что делал? Твоя излишняя мягкостьи доверчивость быстро пройдут. Куда сложнее, если сердце изначально ожесточено, как у Зарги или Ирека. Такое сердце не сможет судить по закону и справедливости, не сможет встать над добром и злом, пока не избавится от груза придуманных обид и не смирится с судьбой. Ты ведь понял, сын, должен был понять, когда говорил с Тьмой, почему над злобными и кровожадными демонами должен стоять не более жестокий и кровожадный тиран, не еще более злобный повелитель, а тот, кто не судит ни добром, ни злом, но только по закону?

      – Понял, – буркнул Дьяр, отворачиваясь от пристального взгляда одноглазого калеки. – Равновесие.

      – Вот именно. Ты таков, что тебе без разницы, светлые у тебя подданные или темные. Думаю, ты и с Белой империей вполне справился бы, хотя у белых коварства столько, что нам, демонам, еще учиться у них и учиться.

      – Выдумал тоже, – рассмеялся Дьяр. – Но что ты все обо мне! Ты лучше скажи, что мне брату передать?

      – Я ему уже говорил. В Тархареше не только демоны живут, да и наши тринадцать кланов, включая неупокоенных, – все разные, у каждого свой изъян, своя слабость или, наоборот, сила. Если Ирек до сих пор не смирился с самим собой, каков он есть, то как он сможет принять и понять других? Я уж не говорю о том, что его не смогла принять Тьма, и ты знаешь почему.

      – Крылья можно и перекрасить, – вздохнул Дьяр, окончательно прощаясь с мечтой свалить заботы на плечи брата. – Но ты тоже не смирился с увечьем!

      – Это другое. Я рожден крылатым. Можно смириться с тем, что дано или не дано тебе от рождения, принять и идти дальше и выше. Но с тем, что из тебя сделали или пытались сделать, мириться нельзя.