Белое перо. Гектор Шульц

каждую свободную минуту и сидела до самой темноты. Возможно, там ты обретешь спокойствие, которого сейчас нет в твоей душе.

      – Я скоро приду, – заверил её Элигос и, дождавшись, когда девушка покинет кабинет, встал со стула и подошел к тяжелому бронзовому кресту, стоящему на каминной полке.

      Демон внимательно изучил его и, вздохнув, вернулся на стул, после чего повернулся к матери настоятельнице. Он выдержал её оценивающий взгляд, а затем, достав из кармана портсигар, вытащил из него сигарету, но прикуривать её не стал. Лишь поднес к длинному носу и вдохнул аромат табака.

      – Прошу меня простить. Здесь слишком пахнет святостью, – криво улыбнулся он, вновь вдыхая запах сигареты. – Этот запах очень сильно напоминает мне об утраченном доме.

      – Вы тоже воспитывались в приюте? – спросила монахиня. Демон тихо рассмеялся и покачал головой.

      – Отчасти, сестра. У меня был Отец когда-то. Но я разгневал Его, как и мои братья. За это Он лишил нас дома.

      – Пути Господни неисповедимы, – ответила монахиня. – То, что он лишил вас дома, еще не значит, что он разлюбил вас.

      – О, еще как значит, сестра, – улыбнулся Элигос. – Я знаю, что вы скажете дальше. «Его любовь все еще жива. Она в ваших сердцах и в ваших душах. Вы – его плоть и кровь. Бла-бла-бла». Это глупость. Любящий отец не лишает своего ребенка дома и своей милости за то, что ребенок выбрал свободу.

      – А если это испытание, посланное вам Небесами?

      – Тогда я его провалил, – мрачно усмехнулся демон. – Я смирился с этим, хотя обида в моей душе еще жива. И она продолжает расти в моей груди и груди моих братьев. Но я сам выбрал это, как и мои братья. А Виктория… Виктория не выбирала. За неё сделали выбор другие. Те, кто выплюнул её в этот мир, бросил на крыльце вашего приюта и сбежал в ночь, оставив о себе лишь запись в пыльной книге. Как вы думаете, сестра, во что превратится любовь, если её смешать с мыслями о предательстве? Я отвечу. Получится ненависть. Кипящий котел ненависти на месте любящей и чистой души. Время ценно, сестра. А у Виктории этого времени почти что нет.

      – Я понимаю, к чему вы клоните, – вздохнула монахиня. – Вы просите меня нарушить клятву, которую я давала. Вы искушаете меня, взяв в качестве оружия невинное дитя. Ваши мысли пропитаны злом, а душа темна, как ночь.

      – Я не скрываю этого, – ответил Элигос, убирая сигарету в портсигар. – Но это моя душа и мой выбор. А вы готовы взять ответственность за чужую душу? Готовы смотреть, как её медленно пожирает черное пламя ненависти? Нет, не готовы. Потому что ваша душа тоже далека от света, сестра Доминика. Вы пришли в монастырь с кровоточащим сердцем и грязными руками. Вы протирали колени до крови, стоя на холодном камне и моля о прощении. Но себя вы так и не простили, сестра. Вы думали, что служение Ему! – вскочив со стула, воскликнул Элигос, указав рукой на крест, – очистит вашу душу. Но это не так. Ваши руки до сих пор грязны, а сердце кровоточит. И Он не сможет вам помочь.

      – Кто вы? – тихо спросила монахиня, утирая вспотевший лоб дрожащей рукой. Она метнула в сторону