Упрямая. (Не)пара для волка. Кира РАЙТ

отрос и пора бы сделать новый.

      Ага. Попрошу у тюремщиком мне мастера по маникюру пригнать. Тоже вздыхаю.

      – Как бы мне узнать, что с Вами произошло?

      – Эли, – выдыхает.

      – О, так Вы и правда меня узнали и немного говорите, – краснею, но продолжаю, – думала, что показалось, но мне приятно.

      Его губы кривятся в подобии улыбки, а руки начинают гладить мои, поднимаясь выше и выше, вот уже ложатся на плечи, случайно задевая грудь. Только он перестает двигаться, не смещает их, и я краснею от того, что мне приятно это прикосновение.

      Серые глаза изучают мое лицо, видно, что он ищет что-то, может, пытается понять, как я отношусь к происходящему? О, я отлично отношусь.

      В тот момент, когда его правая ладонь уже намеренно, хоть и нарочито медленно накрывает одну грудь, с моих губ срывается тихий короткий стон. В его руках просто плавлюсь. Пальцы несильно сжимаются, и это срабатывает как спусковой крючок.

      Меня и так всё это время безумно тянет к нему, как по волшебству, а сейчас, когда он так открыто касается сам, вообще разум отбивает.

      Кидаюсь ему на шею, обнимаю, целую высокие скулы, подбородок, шею, избегая лишь губ – не потому что боюсь, всего лишь хочу, чтобы первый он сам поцеловал, жмусь ближе к сильному телу. Сжав мои волосы, запрокидывает голову назад, открывая шею и проводит по ней языком, а я выдыхаю его имя, желая получить заветный поцелуй. Но он медлит. Одной рукой продолжает массировать голову, второй оглаживает грудь, талию, потом бедра, возвращается чуть выше…

      – Да чёрт бы Вас побрал, Эмин, – злюсь и тянусь к его губам сама.

      Он, словно только этого и ждал, впивается в меня жарким поцелуем. Раскрываю губы, пропуская его язык, глажу своим, тянусь ближе изо всех сил. Как же я мечтала об этом, вот так притягивать его ближе за шею, прижиматься, позволять касаться там, где ни касался ни один другой человек, кроме меня самой.

      И пусть его дыхание, как вообще-то и моё, не такое свежее, пусть на его грязной одежде следы крови и грязи, пусть он вообще сейчас мало похож на человека. И плевать, что это место не подходит для того, что мы делаем, что меня сюда приволокли силком, главное, тут – ОН.

      Мой свет, мой смысл, моя жизнь.

      Когда его руки сжимают мою попу, почему-то не царапая когтями, я понимаю, что он уже тоже слетает с катушек и тут, как гром среди ясного неба, мысль – так он слетел с них давно. Я-то хочу его последние года два уже, а он может и вовсе не понимает, что делает.

      Кладу руку на его щёку, глажу успокаивающе, зову.

      – Эмин, Вы не в себе, давайте остановимся?

      Он не сразу понимает, что я от него хочу. Смотрит замутненным страстью взглядом, но медленно приходит в себя, хоть и дышит тяжело.

      – Чёрт, ты права, прости, лисичка, – хрипит, а я взвизгиваю.

      – Вы можете говорить!

      Он окидывает меня странным взглядом, потом осматривается вокруг, смотрит на свои руки – уже с обычными ногтями, трясет головой, будто стряхивая остатки наваждения и забирает от меня свои горячие большие ладони. Едва могу сдержать разочарованный вздох.

      – Как