Любовь и другие мысленные эксперименты. Софи Уорд

наконец, загорелась, и обе женщины зажмурились.

      – Покажи.

      Рейчел хватала ртом воздух.

      – Это ты виновата. Ты уколола меня травинкой.

      Элиза откинула одеяло и почувствовала, как стынет на коже пот.

      – Рейчел, это был просто сон.

      – Муравей. – Рейчел бросилась к большому зеркалу, что висело за дверью.

      – Тебе приснился кошмар.

      – Он заполз мне в глаз.

      Элиза села в постели и зевнула.

      – Иди сюда, я посмотрю.

      Рейчел опустилась на край кровати и развернулась лицом к Элизе. На внутреннем уголке белка виднелась багровая точка.

      – Бедняжка моя, ты поцарапалась. – Элиза обвила дрожащую девушку руками.

      Но Рейчел не сиделось на месте.

      – Сомневаюсь.

      Она обошла кровать и потянула на себя одеяло. Вместе они осмотрели смятые, влажные от пота простыни. Никаких муравьев в постели не было.

      – Ничего, – сказала Элиза. – Хочешь, антисептик закапаю? Рейчел?

      Рейчел опустилась на пол и встала на четвереньки. Половицы в доме были старые, покрытые тонким слоем лака. Как-то они взяли напрокат шлифовальную машину и целых три дня циклевали пол, но он все равно остался неровным, занозистым, со щелями, в которые свободно могла провалиться таблетка аспирина. И Рейчел это было отлично известно.

      – Сейчас глубокая ночь. Мне в восемь нужно быть в лаборатории. Рейч, пожалуйста. Давай утром поищем.

      – Не могу я спать. – Рейчел села на холодный пол и подняла глаза на Элизу. Ее волнистые волосы свалялись на висках в тугие спиральки, из покрасневшего глаза катились слезы.

      – Ох, милая. Ну что ты, что ты. – Элиза скатилась с кровати и присела на корточки рядом с ней. – Ну-ну, все будет хорошо.

      Рейчел подалась вперед, уткнулась лицом ей в шею и зарыдала.

      – Нет, не будет. Не будет. У меня глаз болит, мне в голову муравей заполз, а ты считаешь… Ты считаешь, что я не способна вырастить ребенка.

      Элиза, отпрянув, заглянула Рейчел в лицо.

      – Это еще откуда взялось?

      – Сама знаешь, что это правда. Каждый раз, когда речь об этом заходит, ты говоришь, что согласна и что Хэл клевый. Твоя яйцеклетка, моя матка, его сперма – звучит прямо как рецепт какой-то или стихи. Но ничего не происходит. А потом ты вдруг берешь и будто бы невзначай вставляешь что-нибудь про то, как ужасно иметь детей. Вот и сегодня… – торопливо добавила Рейчел, заметив, что у Элизы с языка уже рвутся вопросы. – И сегодня ты не просто так сказала про вшей.

      – О, бога ради! У детей бывают вши. Это не отмазка, чтобы не заводить ребенка. Это просто факт.

      – Но ты не потому это сказала. Ты так сказала, поскольку считаешь, что я ни на что не способна; что я ничего не знаю о реальной жизни и о реальном мире. И, может, так оно и есть. – Рейчел выпрямилась и всхлипнула. Плечи ее тряслись, из груди вырывались судорожные рыдания.

      Элиза с минуту разглядывала ее. И видела эту расстроенную испуганную женщину словно со стороны. Будто бы не сама сидела рядом с Рейчел на полу их уютной квартиры в три часа ночи, а, пробегая мимо по каким-то очень-очень важным делам, случайно