Когда ты станешь моей. Книга 2. Мария Высоцкая

некое оцепенение, я лишь убрал в стол бумаги, потянувшись к бутылке виски.

      – Ты останешься дома? – многозначительно взглянула на початый виски.

      – А у меня есть надобность куда-то ехать?

      – Ты должен.

      – Я? Должен? Кажется, ты меня с кем-то перепутала.

      – Ей нужна твоя поддержка, как бы ты к ней ни относился. И вообще, не важно, какие у тебя отношения с Анфисой, в первую очередь это твой ребенок. Слышишь меня?

      – Ага, – киваю на автомате, делая первый глоток.

      – Я тебя не так воспитывала, – мгновенный упрек летит мне прямо в лоб.

      Мама раздраженно взмахивает рукой, продолжая прожигать меня взглядом.

      – Ну, за наследника, – усмехаюсь, опустошая стакан.

      – Значит, ты останешься здесь?

      – Езжай домой, мам, – говорю спокойно и очень хочу, чтобы она наконец-то ушла.

      – Ладно.

      Каждое ее движение пропитано недовольством, но она, конечно, не озвучивает его словесно. Просто поднимается с дивана и выходит за дверь.

      Наливаю еще и, не притронувшись к бокалу, приказываю подать машину.

      В клинике тихо, слишком тихо. Коридоры пусты, словно все здесь вымерли. Правда, стоит мне об этом подумать, как Борисов, появившийся из-за угла, идет в мою сторону. Остановившись напротив, пожимает руку и самолично проводит в палату.

      Анфиска лежит на полуприподнятой кровати с младенцем на руках. Увидев меня, сильнее прижимает к себе ребенка, впечатываясь спиной в подушку.

      – Александр Николаевич, если что, зови, кнопка вызова персонала на панели.

      Указывает на пульт, лежащий на тумбочке, и спешно покидает пространство палаты.

      Анфиска настороженно наблюдает за моими движениями, сохраняя на лице маску холоднокровия. Но стоит мне сделать еще шаг навстречу, и ее руки полностью закрывают от меня ребенка.

      – Я тебе его не отдам, – наконец-то подает голос, – ни за что не отдам.

      – Я не собираюсь его забирать, ты мать, – останавливаюсь совсем близко, а взгляд сам мгновенно приковывается к бледно-голубой пеленке, в которую завернут младенец.

      – Тогда зачем ты пришел?

      – Тупой вопрос.

      – Ты правда его не отберешь?

      – Правда.

      – Хорошо, – кивает и нерешительно разжимает пальцы, предлагает мне взять его на руки. – Главное, придерживай ему голову, – широко улыбается, подаваясь вперед.

      Ощущаю под ладонями этот теплый завернутый в пеленки комок, и дыхание замирает. Легкая дрожь, зародившаяся в пальцах, пронзает все тело. Перекладываю его на левое предплечье и осторожно убираю кусок ткани от маленького личика. Крошечный нос привередливо морщится.

      – Он такой хороший, правда?

      Анфиска вновь подает голос, но у меня в горле встал сухой ком, не позволяющий дать ей сразу хоть какой-то ответ. Лишь киваю, продолжая смотреть на ребенка.

      У него длинные реснички и огромные щеки. Натуральный хомяк.

      – Я думала, как его назвать. Может быть, Игнат?

      – Нет, – отрицательно качаю головой, – Даниил.

      Анфиска с улыбкой примеряет имя на отчество и фамилию, что-то говорит, но я пропускаю