Ангелы на льду. Владислав Писанов

койкой Демарина оказался не вещевой мешок, а старый морской рундучок, небольшой замочек не был захлопнут, свободно висел на дужке. Костенко поднял крышку, которая чуть слышно скрипнула. Внутри оказались аккуратно сложенные вещи, прикрытые сверху газетой, сбоку – складной нож и завёрнутый в газету хлеб. На крышке изнутри приклеены фотографии женщины и этой же женщины с двумя детьми. И ещё – фото бравого матроса, явно дореволюционное, с надписью на бескозырке «ВАРЯГЪ».

      Всё это юнга рассматривает крупно, сосредоточенно. Закрывает рундук, не тронув хлеб.

      Потом возвращается к своей шконке возле входа, достаёт свой вещмешок, складывает туда всю добычу. Убирает вещмешок не под койку, а кладёт в изголовье, накрывает лежащим там же бушлатом.

      Возвращается к буржуйке, подкидывает ещё поленьев. Вода во фляге закипает.

      Стрелки часов подходят к точке подъёма.

      Костенко смотрит на минутную стрелку, не отрываясь, ещё целая минута до 8 часов. Он ждёт. Он видит движение стрелки. И вот минутная стрелка соединяется с точкой под цифрой 12.

      Парнишка в матросской       форме подходит к Демарину, берёт его за плечо:

      – Товарищ мичман, подъём!

      Тот, словно не спал: быстро сел на койке.

      – Давай сюда Дмитриева, Глушкова и Волкова!

      Костенко метнулся к соседним лежанкам.

      Демарин уже был у стола. Большим ковшом зачерпнул горячей воды из алюминиевого бидона, вышел из землянки. Снаружи оказался прикручен простой железный умывальник, куда он и вылил кипяток. Зачерпнув тем же ковшом снега, сыпанул туда же.

      Задрав рукава тельняшки, ловко умыл лицо, шею, руки. Быстро вернулся в землянку, отдал ковш стоящему у печи Глушкову. Следом за товарищем выскочили наружу и Волков с Дмитриевым.

      Демарин тем временем зачерпнул воды железной кружкой. Сыпанул туда что-то из большой жестяной банки, стоящей на полке. Подошёл к своей шконке, достал из-под неё рундучок, достал хлеб, аккуратно развернул его на столе, отрезал ломоть, и так же аккуратно завернул, убрал всё на место. Ломоть густо посолил.

      Вернулись с умывания трое других старших буерных расчётов.

      Демарин вынул из кармана большой корабельный свисток, поднёс к губам.

      Душераздирающий свист пронизал всё помещение.

      – Все наверх! – гаркнул Василий.

      Бойцы повскакивали со своих лежанок. Засуетились со сборами.

      – Борис, Юрий, Иван, – позвал Дмитриева, Волкова и Глушкова Демарин. – Пока личный состав собирается, послушайте вводную….

      Он расстелил на столе карту. Четыре головы склонилось над ней.

      Мы не слышим, о чём говорят эти трое потому, что их то и дело заслоняют другие бойцы, ходящие по землянке умываться, одеваться, наливать себе кипяток. Они негромко, но постоянно что-то говорят, создавая общий фон утренних сборов. «Подвинься!», «Давай быстрей!», «Ой, что мне снилооось!», «А, где мой гюйс?!»….

      Вдруг весь этот гомон перекрывает один громкий возмущённый возглас:

      – Так!