Моя Франция. Обратится ли сказка в кошмар?. Иван Карасёв

– ну много сыров (но их ещё и ценить надо), ну много разных видов охлаждённого, варёного, тушёного, приготовленного тут же, в мини-печке, и истекающего слезами жира мяса, ну много ещё всякого разного. Но где же пять видов селёдки, где палтус, где черемша и солёные огурцы? Однако тогда глазам человека, привозившего семье колбасу за 300 километров из города-героя Ленинграда, предстало такое немыслимое, сказочное царство еды, что у меня, только что сытно позавтракавшего всякими холодными мясными закусками и уже отведавшего поутру несколько видов мягкого, расплывающегося из-под корки, сыра, потекли слюнки, захотелось есть. И это был мой второй культурный или, может, совсем не культурный, а банально материальный шок. Мне стало ужасно стыдно и неудобно перед тёщей, которую я, как верный Санчо Панса, сопровождал с двумя сумками – как бы она не заметила моих внутренних страданий, ведь я же не из голодной Африки приехал! Здоровый патриотизм мне был не чужд всегда. К счастью, всё обошлось, мы загрузили машину и, довольные, но слегка утомлённые, поехали домой.

      Родители жены жили на шестом этаже семиэтажного дома без лифта, недалеко от Монмартра. Одноподъездное здание постройки девятнадцатого века, как и значительная часть жилых домов Парижа. Очень характерное для столицы Франции, почти как у нас пятиэтажка в каком-нибудь областном центре.

      Тестю на тот момент шёл 81-ый год (30 лет разницы с тёщей – такой вот получился у них, как мне тогда казалось, французский вариант). Он ходил с палочкой и с трудом покорял свой каждодневный «эверест». К счастью, через пару лет они переехали в деревню, и мучения его кончились. А тогда мне сразу же поручили подъём по лестнице всех закупаемых главой семейства тяжёлых продуктов (он единственный водил машину) – пакетов молока, приобретаемых впрок, вина и прочих напитков.

      Квартиру тёща снимала. Цены на недвижимость в Париже высокие, посему апартаменты простором не отличались. Три комнаты и маленькая кухонька, в ней, при наличии одного человека, уже еле помещались проживающие с хозяевами три кота. Имелся ещё микробалкончик с видом на скверик площадью метров 800 квадратных – большая редкость для Парижа. Всё это не удивляло и не грозило новыми культурными шоками. Даже по советским меркам имелась всего одна лишняя для троих взрослых спальня (у нас в таком случае полагалась двухкомнатная квартира, разве что кто-то из членов семьи первоначальных обладателей ключей успел умереть, освободив испорченным жилищным вопросом родственникам вожделенную комнату). Общий метраж квартиры едва превышал площадь хорошей двушки в «брежневке».

      То, что поражало в доме, это лестница с деревянными, блестящими от лака ступеньками, покрытыми чистейшей ковровой дорожкой, которую консьержка, жившая тут же, в маленькой квартирёшке на первом этаже вместе с мужем – отставным полицейским, пылесосила каждое утро. К лестнице прилагались лакированные, из дорогого дерева, перила и панели вдоль стен. После загаженных советских подъездов, которые тогда еще не знали замков-домофонов, весь этот блеск казался