Четыре безумия. Клиент Шекспира. Милош Латинович

этой тирады все трое умолкли. Но гул все еще заполнял пространство кафе. Счастливая публика расслабилась.

      Кафе было для них «очагом и убежищем, местом единения, демократическим учреждением, в которое без опаски могли войти богатые и бедные, хозяева и слуги, мужчины и женщины».

      – «Король Лир» предлагает, а мы обязаны взять, использовать, передать публике космические размеры человеческого существования, всю обманчивость и относительность судеб и все сплетение отношений человека с миром, который его окружает. Поэтому, надеюсь, вы, тщательно подобранные, способны сыграть все крайности, запечатленные в образах, отражающих общественное: король – нищий, психическое: мудрец – шут, моральное: звери – святители, эмоциональное: восторг – отчаяние. Наш спектакль «Король Лир» должен представить полную картину не только абсолютного ничтожества человека, но и его великих возможностей, – вдохновенно говорил Йоца Савич, а закончив, сел на стул, стоящий во главе ясеневого стола, на котором, помимо размноженного текста пьесы, стояли две плетеные корзины с крупными зелеными яблоками и несколько широких стеклянных сосудов с водой, в которой плавали большие куски колотого льда.

      В кафе «У черного поросенка» атмосфера становилась все веселее, и только Милавец, заметно опьяневший, сидел за центральным столом, уставленным бокалами и рюмками, захватанными пальцами, с осадками недопитого пива и шнапса, а также маленькими тарелочками и блюдечками, в которых подают сушеные фрукты и шоколадные конфеты.

      Теоретик Вольмут и журналист Брукман ушли.

      Ушли и веселые мюнхенские девушки. И Мунк, Стриндберг и Либерман. И Толстой сбежал с русскими. И солнце соскользнуло с высоты в дивный майский вечер.

      Далекий гром обещал дождливую ночь.

      Стираное белье, вывешенное на балконе, зааплодировало под партитуру ветра.

      – Теперь прочитаем пьесу… – сказал Савич.

      2

      Зачем же делать тяжкой нашу жизнь,

      Коль можем из нее создать улыбку?

Жанна де Фитингоф

      – Ненавижу Белград, – сказала Ясна, натягивая нейлоновые чулки. Элегантные черные туфли на высоком каблуке валялись на полу как две мертвые рыбы.

      Александр молчал.

      Что можно сказать в ответ на такую констатацию?

      Что такое ненависть? Глубокая антипатия человека – к чему-то!

      «В ненависти кроется страх», – говорил Ницше.

      Ясна боялась перемен.

      «Свобода и бродяжничество для мужчины, верность и оседлость для женщины», – произнес во мраке Мишель Турнье.

      Одевшись в костюм, соответствующий предстоящей встрече Нового года в кафе, Александр ожидал, пока оденется она. Он был терпелив. Минуло десять. Давно пора выйти в ночь, которая лживо символизировала новое начало.

      Он не был настроен праздновать, тем более скандалить.

      Проще было вообразить летний полдень в Венеции, террасу гостиницы «Bauer Grunwald», с которой