Книжные контрабандисты. Как поэты-партизаны спасали от нацистов сокровища еврейской культуры. Давид Фишман

ИВО воплощала надежду на будущее процветание еврейства и еврейской культуры в советском Вильнюсе, «в лучах пятиконечной звезды», как он выразился в одном из интервью[31].

      Все надежды разбились в прах 22 июня 1941 года, после нападения Германии. Около десяти часов утра завыли сирены – Прилуцкий в это время сидел за письменным столом. В двенадцать министр иностранных дел Молотов выступил по радио с сообщением, что Германия напала на Советский Союз. Налеты на Вильну начались уже в полдень, за ними последовали бомбежки. Прилуцкий с несколькими коллегами примчался в здание ИВО на улице Вивульского – они начали закапывать в землю материалы из бесценных архивов института, чтобы спасти их от наступающих немецких захватчиков. Сильнее всего они переживали за материалы «Исторической комиссии», которую возглавлял Прилуцкий: она документировала нацистские зверства против польских евреев. «Историческая комиссия» записала свидетельства четырехсот с лишним беженцев, которым удалось вырваться с захваченной территории и бежать в Вильну. Если немцы обнаружат эти бумаги с подробным изложением их преступлений, они без колебаний казнят членов комиссии[32].

      Бомбежка не прекращалась всю ночь воскресенья; Прилуцкий, изобразив на лице уверенность, сказал друзьям: «Первой же сброшенной на Советский Союз бомбой Гитлер вырыл себе могилу. Его ждет быстрый и горький конец». Жена Прилуцкого Паула тревожилась куда сильнее. «Нужно бежать. Ноех не должен ни минуты здесь оставаться. Его разорвут на клочки»[33]. У нее были все причины для тревоги: Прилуцкий был не только специалистом по идишу и еврейскому фольклору, но и видным еврейским политиком. Около двадцати лет он возглавлял в Варшаве Еврейскую народную партию (Фолкспартей) и был членом польского Парламента.

      Прилуцкий был еврейским националистом и польским патриотом; он твердо верил, что одно не исключает другого. В 1930-е годы выступал с яростными нападками на нацистскую Германию на страницах варшавской газеты на идише «Дер момент», в которой был главным редактором. После бегства в Вильну он перековался в несгибаемого советского патриота, будучи уверен, что только СССР способен защитить евреев – равно как и весь мир – от нацистской агрессии. Короче, Ноех Прилуцкий был именно тем человеком, которого немцы стали бы разыскивать прежде всего: интеллектуал, политический деятель и откровенный враг Третьего рейха. Именно поэтому в сентябре 1939 года Ноех с Паулой и бежали из Варшавы. И вот в июне 1941-го немцы настигли их снова.

      Прилуцкие торопливо составили план: двинуться дальше на восток с группой журналистов и писателей. Но немецкая армия их опередила, войдя в город 24 июня, всего через два дня после начала боевых действий. Немцы тут же перекрыли все дороги.

      Прилуцкие, которым из Вильны было уже не вырваться, приняли единственную меру, какую придумали. Сожгли в кухонной печи личные бумаги, в том числе документы «Исторической комиссии»[34].

      Когда немцы взяли город под свой контроль,

31

См.: Kalman Weiser, Jewish People, Yiddish Nation: Noah Prylucki and the Folkists in Poland (Toronto: University of Toronto Press, 2011), esp. 244–259; Mendl Balberyszski, Shtarker fun ayzn (Tel Aviv: Ha-menorah, 1967), 77, 91–93, 104–106, 110; D[ovid] U[mru], “Tsu der derefenung fun der yidishistisher katedre baym vilner universitet,” Vilner emes (Vilnius), November 2, 1940, 1; Kaczerginski, Khurbn vilne, 226.

32

Elhanan Magid, in Tsvika Dror, ed., Kevutsat ha-ma’avak ha-sheniyah (Kibutz Lohamei Ha-getaot, Israel: Ghetto Fighters’ House, 1987), 142; Balberyszski, Shtarker fun ayzn, 110, 112; анонимное письмо М. В. Бекельману, представителю Американского еврейского объединенного распределительного комитета «Джойнт» в Вильне, от 20 марта 1940 года (file 611.1, Sutzkever – Kaczerginski Collection, RG 223, archives of the YIVO Institute for Jewish Research, New York (далее – YIVO archives).

33

Balberyszski, Shtarker fun ayzn, 112.

34

Там же, 112, 118–119.