Злобное море бушует в округе. Пародии и подражания. Часть II. Владимир Буев

книге уже сознательно (прочитайте авторское предисловие) собрал не столько пародии, сколько пересказы стихов Баратынского современным русским языком и в современном российском стиле.

      Принимать это или отрицать – каждый решает сам в зависимости от своих литературных вкусов. Главное – прочитать. В конце концов, что такое для поэзии двести лет? Как было метко сказано: поэты во Франции были и до Франсуа Вийона, будут они и после Жоржа Брассанса. Вечность, заглянув в которую каждый может увидеть что-то своё, например, как поэты танцуют ламбаду. Почему нет.

      Владимир Володин, журналист, литератор

      От автора

      В своём предисловии к первой части подражаний/версификаций/пародий на стихи Евгения Баратынского я уже упоминал о предпоследнем стихотворении поэта «Пироскаф» (название корабля, комбинировавшего использование двух энергий: ветра и пара – то есть мачты с парусами и паровую тягу). Термин «пироскаф» для нас сегодняшних – забытый архаизм, во времена Баратынского бывший неологизмом.

      В авторском предисловии ко второй части с «Пироскафа» хочется начать. А раз хочется, то не откажу себе в этом удовольствии. С него начну и… им же закончу.

      Собственно говоря, предпоследнее стихотворение, как отмечают исследователи, было написано одновременно с последним на судне, идущим курсом из Франции в Италию. Дата и место написания, согласно пометке самого поэта, – «1844, Средиземное море».

      Море! Так и хочется продолжить: дескать, «…лагуна, дети танцуют ламбаду…» – раз захотелось, то так и продолжил, хотя эта цитата, что называется, «из другой оперы».

      …Путешествие, о котором зашла речь, было первым путешествием поэта по Европе (и вообще первым выездом за пределы Российской империи). Баратынский желал набраться впечатлений, был полон сил и планов вернуться в Россию, где снова окунуться в литературную/поэтическую жизнь, а по части литературного процесса – даже участвовать в издании нового журнала.

      Путешествие-то первое, но, как оказалось, последнее (спойлер!), а потому трагическое. От перемены климата в Италии неожиданно занемогла жена Баратынского, врача вызвали к ней, а спасать пришлось поэта. Но – увы! – не спасли.

      День смерти классика – день святых апостолов Петра и Павла.

      Совпадение? Не думаю.

      ***

      Итак, «Пироскаф».

      Алина Бодрова, филолог и один из редакторов полного собрания сочинений и писем Баратынского, считает, что для своего предпоследнего лирического стихотворения поэт выбирает «слово скорее техническое». А может, и не «скорее», а «сугубо».

      Возможно, автор сделал это в пику самому себе. Лирика Баратынского (как утверждается, «одного из самых не понятых поэтов XIX века») весьма своеобразна и, с одной стороны, основана на модной «постпросвещенческой» системе координат того времени, а с другой – «система» эта пришла из праха далёкого прошлого: античные символы, «маркеры» и «приметы». Конкретно в стихе «Пироскаф» «прах прошлого» – это Фетида, «влажный бог» (поскольку поэт ждёт прибытия/приплытия в Италию, речь, вероятней всего, о Нептуне, а не о его греческом аналоге Посейдоне).

      Впрочем, в «Пироскафе» таких «маркеров» намного