Сводная сестра для мажора. Мария Манич

сапог.

      Над головой раздаётся раскатистый смех Чернова, который и не думает мне помогать. Не знаю, где он нашёл такую кучу снега, но одна я в ней купаться не собираюсь.

      – Помоги, – прошу почти плача и протягиваю ему ладонь.

      Я его совсем не вижу, потому что ещё не полностью очистила залепленное лицо, а в глаза то и дело попадают капли тающего на ресницах снега.

      Чернов обхватывает мою руку своей и дёргает вверх. Но вместо того чтобы помочь ему и оттолкнуться пятками, я упираюсь в землю и тяну его на себя.

      Миша, чертыхаясь, падает прямо на меня, придавливая к земле. Оказывается сверху, опираясь на локти возле моей головы, и лицо у него при этом такое шокированное, злое и вместе с тем восторженное. Столько эмоций намешано, что я опять начинаю смеяться.

      Выдыхаю холодный воздух прямо ему в губы, которые оказываются всего в десяти сантиметрах от моего лица и, спохватившись, замираю.

      – Ты что творишь? – тихим вкрадчивым голосом интересуется Миша, но при этом продолжает лежать прямо на мне. – Я тебя сейчас прикопаю прямо здесь.

      Смотрит на меня каким-то странным взглядом, который я не могу сразу прочесть. А у меня от него бабочки в животе начинают просыпаться и трепетать. Те самые бабочки, которых полгода назад я травила дихлофосом, чтоб они сдохли уж наверняка.

      – Уверен, что хочешь именно этого? – спрашиваю сипло.

      Миша сжимает губы так, что на его лице проступают точёные скулы, словно он прикусил щёки изнутри. А в следующий момент он уже стоит, возвышаясь надо мной. Рывком поднимает меня и несколько раз встряхивает, избавляя от излишков налипшего снега. Достаёт из сугроба мой сапог и, постучав им по своему бедру, ставит передо мной.

      – Идём в машину. Тебе надо согреться.

      Чернов отворачивается и, засунув руки в карманы кожанки, высматривает свой “порше кайен”.

      Я правда начинаю замерзать, поэтому совсем с ним не спорю. Стуча зубами, иду за своим сводным братом, пытаясь понять, что сейчас между нами произошло. На какое-то мгновение весь мир словно замер, а потом крутанулся на сто восемьдесят градусов назад, в корне изменившись.

      Вперившись взглядом в спину Чернова, могу поклясться на чём угодно: он тоже это уловил.

      – Миш.

      – В машину, Белова. Куртку снимай, она мокрая вся.

      В салоне пахнет едой, я оглядываюсь по сторонам и замечаю на заднем сиденье большой крафтовый пакет с логотипом одного из тех ресторанов, что были в торговом центре.

      Моя футболка тоже оказывается мокрой, а от этого ещё и прозрачной. Поэтому, когда Чернов пакуется с хмурым видом на водительское кресло, я остаюсь в куртке, но начинаю постукивать зубами.

      – Я же сказал: снимай её, – резко мотнув головой, произносит Миша, и врубает печку на полную мощность.

      – Я мокрая.

      Чернов как-то обреченно стонет и опускает голову на руль, несколько раз стукнувшись лбом.

      – Чего, твою мать? – сипло произносит он.

      – Футболка мокрая, а я без белья… – решаю пояснить, – поехали уже домой, а?

      Не говоря ни слова, Чернов