Лялин и Женя. Магдалина Шасть

алась в стоге ароматного сена, пьяная и счастливая, в объятиях сводившего её с ума мужика. И пусть вчера ей исполнилось восемнадцать. Но ему-то уже тридцать шесть. И как людям в лицо смотреть, когда он приезжает к ней, посреди белого дня, и кричит опрометчиво и звонко, пугая соседских кур: «Женька, я люблю тебя! Люблю!»

      – А ты в курсе вообще, что у Мишки жена беременная? Сука ты все-таки, Жень, – заявила ей вчера лучшая подруга, равнодушно разворачивая мятную конфету, – Я б на её месте, всю рожу тебе обработала, чтоб в кровь. Повезло тебе, что она не я, – и засунула конфету за щеку. После скромного ужина, в честь Женькиного совершеннолетия, говорить о неприятностях не хотелось.

      – Беременная? – Женька икнула. Невесёлые новости. Вовсе невесёлые, – И… давно?

      – Пузо на лоб лезет. Рожать через месяц. А тут муженёк нервы треплет. Странно, что ей никто не расскажет. Он же палится, как тварь, на всё село, без стыда и совести. И ты, Женя, тварь настоящая. Как не стыдно тебе только?

      – Стыдно, Лена, очень стыдно, но он, как прилип. Я уже ничего не хочу, а он едет и едет. Что делать-то?

      – Четвертый ребенок! Четвертый! Бросать его надо – вот что делать. Да в погреб прятаться. Стопудово припрутся к тебе скоро. Покалечат, будешь знать, как с женатым таскаться.

      – Я ничего такого с ним не делала.

      – Ага, рассказывай. Видела я, как вы в лесополосе…

      – Лен.

      – Чего?

      – Тебе показалось.

      – Ну-ну. Это ты ЕЙ будешь лапшу навешивать, что не было ничего, когда с топором припрётся.

      Вчера вечером Мишка почему-то не приехал, хотя обещал, и серьёзного разговора не получилось. Кто-то давно должен был сделать ЭТО, и, если не может он, она, Женька, решит всё за двоих. И они расстанутся. Навсегда.

      Накатила грусть. Навсегда.

      Сегодня даже гулять не вышла и просто легла спать. Этим вечером он тоже вряд ли приедет, потому что началась посевная и разъезжать особо некогда. А идти в клуб не хотелось. Но уснуть в такую рань нереально. Организм уже привык ложиться за полночь.

      Ничего, всё будет хорошо. В этом году она заканчивает школу и обязательно куда-нибудь поступит, а в городе начнётся другая жизнь. Без Мишки. Утешай себя, глупая, утешай. Женька скинула одеяло и села, прикасаясь босыми ногами к холодному полу.

      – Мам!

      – Чего тебе, Женя? Я уже сплю.

      – Ты никому дверь не открывай, ладно?

      – Прячешься, что ль? Правильно. Приедет Мишки твоего жена, патлы и мне, и тебе повыдирает.

      – Тебе-то за что?

      – За то, что шлынду родила.

      – Я не шлында. Нет такого слова.

      – А кто ж ты есть? Мужик тебе в отцы годится, паскудник. Привязался, как зараза. А ты, тюфичка, отвязать не можешь. Сказала б раз, чтоб дорогу навсегда забыл. Сама поваживаешь.

      – Спокойной ночи.

      – Да ты сама мне спать не даешь. Нервничаю из-за тебя. Спокойной, куда б… Поседею раньше срока.

      Мама у Женьки – что надо! Добрая, понимающая. Как узнала про дочкин роман скоротечный, почти не ругалась. Другая б на её месте…

      Женька снова легла в постель и натянула тёплое одеяло на подбородок. Стыдно как. У Мишки жена беременная, детей трое. Стыдно. Она не заметила, как забылась тревожным поверхностным сном.

      – Хозяйка, открывай! Вы спите там, что ли? Открывай! – в дверь нагло и решительно постучали. Ласковое солнышко уже застенчиво заглядывало в Женькино окошко, по-утреннему пугливо и неуверенно.

      – Ну, чего ты орёшь? Конечно, сплю.

      – А корову выгонять? – соседка.

      – Продала я, Рая, корову. Тяжело мне, сил нет.

      Утро заполнило непротопленную хату весенней промозглостью. Где-то совсем близко заворковали голуби.

      – Молодая ещё, тяжело ей.

      – Ваньке деньги нужны на операцию. Да и я день через день к нему мотаюсь, ты же знаешь, некогда за скотиной смотреть, – Женькин отец серьезно заболел и проходил в районной больнице обследование для получения квоты.

      – А Женька? Не может корову подоить, что ли? Белоручка. Много ли с той коровы денег? Молоком бы лучше торговали, да маслом.

      – Ты, Рая, говорить говори, да не заговаривайся. Моя Женя не белоручка.

      – Вертихвостка твоя Женя. Есть в кого.

      – Ты бы рот прикрыла, милая, а то ворона нагадит.

      – А чего его прикрывать? Все уже говорят. Постыдилась бы. Лялина жена беременная, вчера таблеток нажралась. Её-то спасли. А дитя, хрен знает, – так вот почему Мишка к ней так и не приехал, – За такие вещи бабка Феня порчу на твою Женьку наведёт, она у них колдует. Нашла с кем связаться. Дурочка.

      – Какая баба Феня?

      – Олькина бабка.

      – Кто такая Олька?

      – Родственница ваша получается. Первая жена, нелюбимая. Твоя-то молодостью взяла, а Ольку в утиль. Тебе бы так. Найдёт твой Ванька соплячку себе, вот и узнаешь. Не молодеешь-то, Ирина.

      – Типун