Тени минувших веков. Очерки из цивилизационной истории восточноазиатского кочевого мира. Г. Г. Пиков

(Восточная Азия), создали и развивали в рамках ряда государств (Великая Ляо, Западная Ляо, Северная Ляо, Восточная Ляо) весьма совершенную управленческую структуру, опыт которой изучался на протяжении всех последующих столетий чжурчжэнями, монголами, китайцами, маньчжурами, корейцами. История изучения киданей, по сути, есть история изучения деятельности именно элиты. Политическая история киданьского государства есть квинтэссенция информации о жизни и деятельности этого своеобразного народа-элиты. Материал по киданьской элите накопился уже немалый, вряд ли хотя бы в ближайшем будущем будут найдены новые текстовые свидетельства. В любом случае они уже будут лапидарны и случайны. Текстов энциклопедического масштаба, адекватных «Цидань го чжи» и «Ляо ши», в природе больше не существует. Новые сведения могут дать археологические исследования, но и они уже не совершат революции, тем более, что их информация касается лишь быта, хозяйства, топографии и т. д.

      Своеобразным недостатком современных исследований, вероятно, стоит считать то, что элита чаще всего рассматривается вне определенных исторических рамок, как своего рода универсальный общественный феномен. Да, элита была, есть и будет в истории человечества всегда, в то же время вряд ли спорным покажется утверждение, что она имеет свои исторические, этнические и социальные отличия, что при всей своей похожести европейская элита имеет и свои существенные отличия от азиатской. Элита в средние века не то же самое, что современная элита. Сложилась несколько парадоксальная ситуация, когда, не изучив досконально конкретно-исторические варианты, мы торопимся создать некую абстрактную модель элиты вообще. Не менее часто мы «читаем», скажем, ту же азиатскую элиту через европейскую и достаточно механически переносим «признаки» и «функции» европейской элиты на Восток. Не удивительно, что при этом у нас появляются «основания» говорить о некоей «недоразвитости» восточных «феодалов» или современной азиатской этнонациональной знати. Мы забываем, что «иное» не есть «меньшее» или «худшее». Если сказанное имеет отношение к оседлой восточной элите, то кочевников нередко вообще выводят за рамки соответствующего исследования. Между тем хочется сказать, и надеюсь, приводимый ниже материал засвидетельствует это, что именно у кочевников многие аспекты социальной структуры выражены гораздо рельефнее, четче, чем у оседлых. В частности, кочевая элита в своей жизнедеятельности меньше «отвлекается» на многие проблемы экономики или культуры, например, на философские, литературные или религиозные споры и часто старается лишь «сражаться» и «править», что позволяет, на мой взгляд, четче увидеть главное в ней и сущностное. Модель кочевой элиты, буде она воссоздана окончательно, может быть, станет выглядеть этаким пробирочно чистым вариантом.

      Изучение данной проблематики имеет практическое значение не только в научном плане, поскольку отказ от односторонних оценок истории