То, что бросается в глаза. Грегуар Делакур

нственной, и грация этого изящного равновесия силуэтов очаровывала его, даже порой волновала. Ава Гарднер в «Босоногой графине», Крольчиха Джессика в «Кто подставил Кролика Роджера». И многие другие. От этих образов он блаженствовал и краснел. Грудь впечатляла, призывала вдруг к молчанию, внушала уважение. И не было на земле мужчины, который не стал бы, глядя на нее, маленьким мальчиком.

      Все они могли умереть за это.

      Эти прелести Артур Дрейфусс, еще никогда не имевший их в буквальном смысле слова под рукой, созерцал во множестве в потрепанных старых номерах «Современного мужчины», завалявшихся у ПП. И в Интернете тоже.

      Что до настоящих, были такие у мадам Риготмалолепси, и он видел их, вываливающиеся из блузок по весне: два налитых арбуза, такие светлые, что на поверхности проступали бледно-зеленые ручейки, горячие, трепещущие; их штормило, когда она ускоряла шаг, догоняя автобус, останавливавшийся дважды в день на Большой улице (маленькая улочка, на которой 1 сентября 1944 пал один шотландец, некий Хейвуд, за освобождение коммуны) или когда ее невоспитанный рыжий кобель возбужденно тянул хозяйку к чьей-то метке.

      В третьем классе средней школы склонность юного Артура Дрейфусса к этим плодам плоти заставила его предпочесть соседство некой Надеж Лепти, надо признать, дурнушки, зато имевшей преимущество изобильного 85С перед ослепительной Жоэль Ренге, носившей на плоском торсе всего лишь 80А. Это был скверный выбор. Дурнушка ревностно оберегала свои полудыни, не допуская до них шкодливых рук: в тринадцать лет эта прекрасная садовница, сознавая свои прелести, хотела, чтобы ее любили ради нее самой, а Артур Дрейфусс в этом же возрасте еще не знал толку в складных и лживых речах. Он не успел прочесть Рембо, не намотал на ус медоточивые слова песен Кабреля или более старых, например, некоего С. Жерома (Нет, нет, меня не покидай / Нет, нет, любовь свою отдай).

      Узнав, что Ален Роже, его тогдашний друг, уже держал скромные яблочки Жоэль Ренге в руках, потом в губах, а потом и во рту, он чуть не сошел с ума и всерьез задумался, не стоит ли радикально пересмотреть свой уровень грудных притязаний. В сторону понижения.

      В семнадцать лет он отправился в Альбер (третий по величине город Соммы) вместе с гордым Аленом Роже отпраздновать первую получку. Он выбрал там жрицу любви с изрядными прелестями, чтобы потерять девственность и познать упоение в ее объятиях, но оказался столь нетерпелив, что тотчас сделал честь полотну своих брюк. Он бежал прочь, разоренный, пристыженный, упустив случай, о котором тысячу раз грезил, погладить, пощупать, поцеловать, потерзать опаловые сокровища. После чего не жаль и умереть.

      Эта незадача охладила его пыл. Расставила все по местам. Он прочел два сентиментальных романа американки Карен Деннис, из которых узнал, что желание может вызвать порой улыбка, запах или даже просто взгляд, в чем не замедлил убедиться на собственном опыте полгода спустя у Деде-Фри – бар-табак-рыболовные снасти-лотерея-местные газеты – рыболовов интересовал в основном бар: красная вывеска Jupiler[2] заменяла им звезду Пастуха бесконечными и ледяными зимними рассветами и привлекала курильщиков, ибо закон о запрете курения здесь силы не имел.

      Вот у Деде-Фри и произошло это простое событие: когда его спросили, что ему угодно, Артур Дрейфусс поднял глаза и встретился взглядом с новенькой официанткой. Ее глаза, серые, цвета дождя, взволновали его; ему понравился ее голос; ее улыбка; ее розовые десны; ее белые зубки; ее запах; все прелести, описанные Карен Деннис. Он забыл взглянуть на ее грудь, и в первый раз ему было не важно, какая она – скромная или аппетитная. Унылая равнина или холмистый рельеф.

      И тогда на него снизошло озарение. Не одни лишь груди есть на свете. Не только ими привлекательна женщина.

      То была его первая любовь. И первая аурикулярная экстрасистола – нарушение сердечного ритма.

      Но у него ничего не было с вышеупомянутой новенькой официанткой, потому что, во‑первых, нет смысла начинать любовную историю с конца и, главное, потому что у официантки с глазами цвета дождя был возлюбленный: шофер-дальнобойщик, ездивший в Бельгию и Голландию, квадратный крепыш с маленькими, но мощными руками; на серьезном бицепсе этого силача было вытатуировано имя прелестницы – Элоиза: сразу видно, собственник. Артур Дрейфусс не владел карате и из подобных китайских штучек знал лишь заповеди слепого учителя из «Кунг Фу» (незабываемый мэтр По!) да дикий крик Пьера Ришара в «Возвращении высокого блондина» (Ив Робер). Поэтому он предпочел забыть поэзию черт Элоизы, ее влажные серые глаза и розовые десны; не ходил больше пить кофе по утрам и даже бросил курить, чтобы не рисковать встретиться с ревнивым дальнобойщиком.

      Суммируя эту первую главу, скажем, что из-за кряжистого и подозрительного дальнобойщика, из-за того, что проживал он в маленькой коммуне Лонг (687 жителей, именуемых лонгинцами, департамент Сомма, замок XVIII века, церковная колокольня – sic, – костры в ночь Святого Иоанна[3], орган работы Кавайе-Колля и болота, для экологического содержания которых были завезены камаргские лошади),

2

Марка бельгийского пива.

3

23 июня – праздник летнего солнцестояния.