Сети Вероники. Анна Берсенева

барышня.

      Винцент улыбнулся. Она хотела убрать ладонь с его лба, но он быстрым и легким прикосновением удержал ее.

      – Дело не в моей самостоятельности, – ответила Вероника. – Просто мы здесь находимся в прифронтовой черте, сразу же узнаем сводки, понимаем, что происходит и чего ожидать. А мама живет в глуши и питается случайными вестями. Что же она может мне посоветовать?

      – Возможно, предложит приехать к ней.

      – Этого точно не предложит. – Вероника покачала головой. – Все Полесье уже под немцами.

      – И ваш маёнток тоже?

      – Нет. Но лишь потому, что до него трудно добраться. Болота кругом.

      – Тогда, быть может, вы примете мой совет?

      Винцент перенес ее руку к себе на грудь. Сквозь бязь госпитальной рубахи Вероника почувствовала, как быстро и тревожно бьется его сердце. Не хотелось произносить ни слова. С трудом стряхнув сладостное оцепенение, которое охватило ее, она произнесла:

      – Я слушаю вас, пан Лабомирский.

      – Меня эвакуируют в Минск, – сказал Винцент.

      – Знаю, – кивнула Вероника. – Доктор Волков еще позавчера предупредил, чтобы я готовила вас к эвакуации. То есть не вас одного, – быстро поправилась она. – Еще капитана Дивасовича, и поручика Малынко, и…

      – Я прошу вас поехать со мной, – перебил Винцент.

      Сердце у нее замерло и тут же стремительно заколотилось от его слов. Однако она произнесла ироническим тоном:

      – Вы так говорите, будто предлагаете мне бежать ночью из дому. На седле перед вами, как в романе Вальтера Скотта.

      – Почел бы за честь. – Винцент улыбнулся в ответ на ее иронию. Блеск в его глазах из тревожного сделался ясным и ласковым. – Но, к сожалению, в седло я теперь сяду не скоро. Поэтому мне остается лишь просить вас сопровождать мои носилки.

      – Вы и сами понимаете, что это невозможно.

      – Нисколько не понимаю. Почему?

      – Я приняла на себя обязанности сестры милосердия. – Вероника постаралась интонацией смягчить сухость своих слов. – И должна оставаться в госпитале, пока не будет иного распоряжения.

      – Но немцы вот-вот возьмут Пинск! И не останется же госпиталь при них. То есть госпиталь, наверное, останется, где-то же и немецких раненых придется лечить. Но вряд ли этим будете заниматься вы.

      – Я дождусь общего распоряжения, – твердо повторила Вероника.

      – Если это будет распоряжение эвакуироваться в Минск, вы его выполните?

      – Конечно, я же сказала.

      – В таком случае мы окажемся в Минске разом. Вероника… – Он чуть сжал ее пальцы. – Я понимаю, все это слишком скоропалительно. Но ведь война. Смогу ли позже сказать вам то, что готов сказать сейчас? Я люблю вас и прошу вашей руки – вот мои слова.

      За этот краткий и бесконечный военный год Вероника поняла то же, о чем и он говорил сейчас: что само понятие времени исчезло. Через час, завтра, через год – все эти сроки уравнялись, и каждый из них может не наступить никогда.

      И все-таки ее охватила растерянность.

      – Вы… Не обманываете ли вы себя?.. – чуть