Вильгельм Котарбинский. Ирина Потанина

популярны и оценены, чем сам художник. Мы вполне оправданно можем негодовать, утверждая, что «совершенно не понятно, отчего имя Котарбинского не стоит в каждом учебнике рядом с именами Васнецова и Врубеля». Но предъявить аналогичную претензию относительно работ Вильгельма Александровича нельзя – они все «на слуху», они обсуждаемы, любимы и заслуженно почитаемы. Как же так вышло? Почему знаменитые сепии, все эти «пронзительные оленеглазые взгляды», «идеальная римская анатомия», «леденящие душу страсти мистика» не вызывают в нашей памяти фамилию «Котарбинский» столь же естественно, как фамилия «Айвазовский» всплывает в мыслях, при виде оживающего на полотнах моря? Возможно, разгадка снова кроется в «происках души Котарбинского». Читая воспоминания о полушутливых диалогах о мироустройстве, которые постоянно царили в кругу друзей Вильгельма Александровича, сталкиваясь с его собственными философскими высказываниями или опираясь на воспоминания о нем современников, ясно ощущаешь, что картина мира по Вильгельму Котарбинскому удивительно светла, изначально совершенна, гармонична и… не терпит авторства. Несмотря на любые сложности, художник всегда считал, что в жизни все складывается так, как должно, а люди – лишь переносимые порывами потусторонних ветров песчинки в бескрайнем океане Вселенной. В картине мира Котарбинского ощущается четкая разница между чувством собственного достоинства и гордыней. Талант, по Котарбинскому, – не что иное, как обязательный спутник личности, потому негоже считать его чем-то выдающимся. Достаточно вспомнить, что, любуясь тем или иным произведением искусства, Вильгельм Александрович прежде всего восхищался красотой мира, описанного художником, а потом уже мастерством автора работы. Добавим к этому еще некоторые факты: например, вспомним, что Вильгельм Александрович не стал подписывать свои фрагменты при росписи Владимирского собора или что он отказался поставить автограф на «Лепте вдовицы» кириллицей, хотя это было условием приобретения картины для Третьяковской галереи. Вспомним также, что на всевозможные хвалебные отзывы он реагировал довольно холодно, сдержанно благодаря и искренне вздыхая: «Согласен, вышло удивительно. Но благодарности не уместны. Поймите, я обычный художник. Удивлять – это моя работа». Вполне логично предположить, что Вильгельм Александрович и сам хотел, чтобы работы его остались в веках самостоятельными, отдельными от имени автора. Не то чтобы он что-то намеренно для этого предпринимал, просто довольно часто рассуждал на тему «труды останутся, а личности исчезнут» и мысленно представлял будущее, в котором люди будут восхищаться чистым искусством, не сковывая себя представлениями о характере авторов или обстоятельствах создания работы.

      Еще одна удивительная черта Вильгельма Александровича – практически все, о чем он мечтал, сбывалось.

      Но чтобы факт этот не казался выдумкой или подтасовкой, нужно рассматривать биографию и творческий путь