Брестские ворота. Николай Дмитриев

как-то встряхнулся, поправил портупею и обратился к мотоциклисту: – Доложите в штабе то, что видели. Потери пока подсчитываем. Передайте, чтоб за ранеными прислали транспорт. А мы выступим, как только – так сразу…

      Двойственность последней фразы была всем понятна. Понял её и мотоциклист.

      – Я могу сказать, что потери очень большие? – он выжидательно посмотрел на лейтенанта.

      – Да, – коротко выдохнул лейтенант и добавил: – И ещё передай: всё возможное будет сделано…

      – Ясно, – не по-уставному ответил мотоциклист и нажал кикстартер.

      Мотор фыркнул и завёлся с полуоборота. Мотоциклист дал газ, развернулся и, набирая скорость, помчался с докладом назад, в штаб. А лейтенант, проводив глазами посланца, обратился к сержанту:

      – Я вижу, вам зацепило руку. Потому прошу остаться за старшего. Тяжелораненых пока уложите на койки и дождитесь транспорт. Да и ещё, – он немного подумал. – Я сейчас собираю людей, и мы выходим. Если комбат прибудет позже, доложите, ясно?

      – Так точно, ясно! – чётко ответил сержант, и лейтенант, вздохнув, зашагал по линейке…

* * *

      Сержант Семён Нарижняк проснулся от грохота. Перед этим ему снилась какая-то чертовщина. Будто он куда-то бежит, а кругом грохочут молнии, но почему-то без вспышек, и от того, что их не видно, приходилось бежать, куда угодно, всё время опасаясь, что невидимая молния (а то, что это молния, Семён был почему-то убеждён) ударит где-то рядом.

      Открыв глаза, он понял, что уснул, упираясь головой в ручки «максима». Видимо, перед утром сон всё-таки сморил его, а из-за неудобной позы и приснилась всякая дрянь. Осознав это, Семён сначала обрадовался, что всё виденное только сон, но в следующий момент поспешно оглянулся, опасаясь, не заметил ли чего напарник.

      Но, похоже, второй номер пулемётного расчёта тоже сладко подрёмывал у телефона, проведённого в крытый дворик, и вряд ли видел Нарижняка. Успокоившись на этот счёт, Семён потянулся и вдруг вздрогнул от неожиданности. Грохот, разбудивший его, был не во сне, а на самом деле.

      Этот грохот в виде каких-то непонятных хлопков разной силы доносился откуда-то с запада, и Семён, поспешно стряхнув остатки сна, выглянул в амбразуру. То, что он увидел, так поразило его, что некоторое время сержант неотрывно смотрел наружу, не в силах понять, что происходит.

      Четырёхамбразурный пулемётный дот с крытым двориком был встроен в прибрежный холм с таким расчётом, чтобы держать под обстрелом пойму. Откинутая металлическая заслонка не мешала смотреть, и Нарижняк хорошо видел, что по всей линии окопов, вырытых вдоль пограничного Буга, встают частые дымно-огненные султаны.

      Звук несколько запаздывал, но разрывы Семён видел хорошо и с ужасом понял, что это не что иное, как обстрел пограничной заставы с той стороны. Он инстинктивно прижался к амбразуре, чтобы разглядеть всё получше, и увидел пригибающиеся фигуры пограничников, бегущих к окопам, и пулемётный расчёт, вытаскивающий станкач на открытую позицию прямо возле заставы.

      К пулемётчикам подбежал какой-то командир и вдруг, нелепо взмахнув руками,