Нити Жизни. Мария Луч

сказали мужчины, ты споришь со мной! – Майма повысила голос и подалась вперед так, будто готова была оттаскать несогласную за волосы. – Я бы могла опекать тебя. Но нельзя помочь тому, кто этого не хочет! Если ты перечишь в простой и понятной просьбе, что будет дальше?

      – Но ты дважды оскорбила меня, и… – попыталась оспорить ее слова Эслин, но огонь в костре вдруг рванул в ее сторону.

      Жар окатил лицо, забился в ноздри и рот. Эслин отскочила и закашлялась. Молодой сочувственно поморщился и предложил попробовать бульон. Вскоре к костру подтянулись остальные с мисками из поклажи. В молчании звучал только стук ложек и прихлебывания. Эслин тоже принялась за обжигающий суп, смакуя нежные куски рыбы и легкую горечь травы. Вскоре вкус еды испортили короткие и разящие как выстрелы взгляды Сармика, и металлические глаза Кама, пронзившие ее острием штыка. Черви тревоги расползлись уже по всему телу.

      Перед безучастным Дарханом тоже поставили миску, а в конце трапезы его снова похлопали по плечу, призывая подняться. Путники засобирались. Эслин тоже отправилась к своей краденой лошадке, ласково потрепала ее по морде и вдруг ощутила, как цепкие пальцы резко схватили ее за талию. Она сдавленно вскрикнула.

      – Давай помогу, – горячий шепот Сармика обжег шею, и в следующий миг ее уже подкинули к седлу.

      – Не стоило, – пробормотала Эслин, не глядя ему в глаза, и торопливо пустила лошадь вперед.

      – Да, не стоило, – услышала она позади угрожающий голос Кама. – Девица моя. Еще раз руки распустишь – лишишься их.

      – Рот закрой, скотина. Или познакомишься с моими питомцами, – огрызнулся Сармик.

      – Великий Нум, будто это последняя девчонка на свете! – простонал Нэвлис. – Продержитесь пару дней мирно, и в следующем селе я найду по две каждому.

      – Нет, Лис. Тут дело принципа, – тихо и угрюмо проговорил Кам.

      Эслин выехала на тракт и дожидалась остальных, кусая губы. Она уже пожалела, что дала гордости взбрыкнуть, и всерьез продумывала извинение для Маймы.

      «Пущу слезу, раскаюсь во всех грехах и признаю ее своим светочем – точно простит. Такие обожают раболепие. Но как же мерзко! Успею…»

      Сперва надо воззвать к благоразумию Нэвлиса. Несмотря на острую потребность в одиночестве, самолюбие противно поскребывало изнутри ноготком. Единственный из северян, кто не испытывает к ней симпатии – звучит как вызов. Тьфу ты! В иных бы условиях… А сейчас ей нужны только покой и неприкосновенность.

      На следующем привале, когда лошадям дали отдых, а путники разошлись размяться и утолить жажду, Эслин подошла к Нэвлису. Начало смеркаться. Северянин умывался из фляги.

      – Господин, два твоих шамана вот-вот подерутся из-за меня. Это невыгодно тебе, а мне и подавно. Не мог бы ты их урезонить? – начала она спокойным светским тоном, будто просила отогнать карету с ее пути.

      – Помнишь, что я говорил? – холодно осведомился Нэвлис. – Я не стану впрягаться за тебя. Дарю совет: выбери сама кого-то одного,