Нити Жизни. Мария Луч

нельзя. Получится, что он не оказал тебе поддержки, и ты утопилась вместе с его ребенком. Что ж, тогда без трупа. Я благодарю тебя за возможность обдумать все и подготовиться. А теперь уходи из Оспари и более не показывайся в городе! Эта история и так плохо скажется на нашем доходе в этом сезоне.

      – Ухожу, госпожа. Еще только одно.

      Эслин наклонилась к уху Норы, вдохнула сладкий запах духов холеной женщины и слегка помедлила. Вдруг стало неловко и боязливо, будто нужно сообщить о постыдной болезни.

      – Вы спросили, как я его… Как я с ним справилась. Мне явились Нити.

      – Какой цвет? – наставница вскинула голову и схватила ее за руки. Глаза ее расширились.

      Чего больше в изумлении Норы – страха или восторга? Эслин не поняла. Она и свои чувства еще не распутала, сдерживала их с момента убийства. Но теперь дамба треснула, и поток переживаний пробил ее, выплескиваясь наружу сбивчивой речью.

      – Два цвета! Целых два, госпожа! Когда я увидела, что он замахивается на мать, ладони зачесались, а перед глазами встала разноцветная паутина. Всю комнату оплела и их обоих облепила. Красного кругом было больше всего, целыми сгустками. Сперва я подумала, что это у меня кровь прилила к голове и сейчас дурно станет, но в тело пришла не слабость, а сила! Клянусь, если бы я его ударила, наверняка бы вышло не хуже, чем у мужчины. Но мне хотелось просто придушить его, чтобы он заткнулся, захлопнул пасть и прибрал свои мерзкие руки с волосатыми кистями, и…

      Эслин тяжело сглотнула и дернула горлом как птица, решившая пообедать крупной лягушкой. Нору она больше не видела. Перед глазами дрожали и перетекали одна в другую свежие сцены, будто она смотрит на отражение в неспокойной мутной воде. Вот в ее руке из ниоткуда появляется Нить. Осязаемая и крепкая, словно ручка остывающей сковороды. Горячо, но терпимо. Вот толстая шея громкого и грузного отчима.

      Повинуясь легкому движению ее руки, Красная лучом закатного солнца скользит по другим Нитям, потом вдруг становится гибкой и оборачивается вокруг его шеи удавкой. Делает петлю и послушно скользит обратно к Эслин. В нетерпении подрагивает в ладони. Только потяни.

      – Мне казалось, что я не в теле, а со стороны наблюдаю. Как в театре. На шее проступила багровая полоса, но ее быстро перекрыли следы его собственных ногтей, когда царапал кожу. Он не успел ничего понять – боролся за жизнь. А мать догадалась, потому что я застыла с поднятой рукой.

      Да, в тот миг Нити разом пропали, а она так и стояла. Стояла, когда его повело, когда врезался головой в каминную полку и разодрал кожу. Не шелохнулась, когда осел у ее ног, дергаясь все слабее, хрипя все тише. Тогда ручьи крови и увлажнили ткань ее юбки как благодатную почву. Эслин моргнула и поняла, что размытой картинке обязана слезам. Она плакала не по доморощенному тирану. Тем более что его жизнь оборвалась так просто и быстро, что сразу и не осознать. Она прощалась со своей ускользающей прежней жизнью. Но скорбь пришлось отложить.

      – А второй цвет? Не томи же!

      – Зеленый. Я тогда посмотрела