Все будет хорошо!. Людмила Лаврова

была, Юль, ты же знаешь. А отец твой был человеком спокойным. Все мечтал о собственном доме и большой собаке. Мама твоя все смеялась поначалу. Где она и где дом-огород? Не сошлись характерами.

      – А почему он со мной не общался?

      – Мама твоя не позволяла. Считала, что ты и так слишком спокойная, не пробьешься в жизни. А если еще и философию отца переймешь – вообще тогда пиши-пропало.

      Юля первый раз в жизни тогда поняла, что не за все и не всегда нужно быть благодарной родителям. Винила мать, за то, что не дала ей встречаться с отцом. Винила отца, что пошел на поводу и даже не попытался изменить ситуацию, когда Юля стала старше и никаких разрешений уже не требовалось. Злость смыло только в тот день, когда она приехала проститься с отцом. Увидела дом, в котором он жил и поговорила с Галиной Ивановной.

      – Ты не серчай на отца, девочка. Он очень болел. Диабет. Сначала пальцы на ногах отняли, потом и ноги сами. Очень боялся тебя побеспокоить. Все говорил, что раз ничего не дал тебе, так какое право имеет требовать хотя бы общения.

      Юля вошла в комнату, дверь в которую открыла Галина, и застыла на пороге. Со стены огромными, широко распахнутыми глазами смотрела она сама.

      – Узнала себя-то? – Галина кивнула на портрет. – Попросил увеличить и в рамку вставить. Карточка маленькая была, а он уже совсем плохо видел. Все разговаривал с тобой.

      Смахнув слезы, Галина потянулась к белому конверту, что лежал на комоде.

      – Тебе это. Ты прости, оно не запечатано, но я и так все знаю, что там написано. Под его диктовку писала-то. Ты почитай, а я пойду пока посуду приберу.

      Юля сидела в комнате отца, читала и злилась. Злилась потому, что не понимала, почему нельзя было сказать все это тогда, когда можно было еще говорить. Когда было время. Пусть немного, но было. К чему было это глупое упрямое желание «не обременять»? Юля заплакала. Лучше бы он "обременил" ее. Лучше бы она хотя бы год провела рядом с ним. Показала бы ему Матвея, рассказала бы, как они живут.

      «Я люблю тебя, Юленька!»

      – Где? Где эта ваша любовь, папа? Почему так? Почему надо любить молча, держа за семью замками то, о чем надо кричать? То, о чем говорить надо без конца, каждый день, каждую минуту! Потому, что потом, этих минут вдруг не остается и никто уже ничего не скажет…

      Лишь спустя два часа Юля, наконец, поднялась и, вытерев насухо глаза, вышла из комнаты.

      – Спасибо вам, Галина Ивановна.

      – Да мне-то… Юленька, тут вот еще что… – Галина Ивановна замялась. – Дом, понятно, тебе. Завещание он оформил все честь по чести, я бумаги все вот тут собрала и в папку сложила. А вот, что с Греем делать я ума не приложу. Я-то к дочери уезжаю, во Владивосток. Там у меня и дом, и родня. А его с собой я взять не могу, потому, что знаю – сама долго не протяну. Здоровье что-то совсем не то. Не хочу, чтобы он еще раз пережил потерю хозяина. Хотя, какая я ему хозяйка? Он только папу твоего и признавал.

      – А что за собака? – Юля вспомнила вдруг слова маминой подруги.

      – Пойдем. – Галина Ивановна поманила Юлю за собой и провела