Проект «Цербер». Родословная. Искандер Лин

и посмотрел на Шемушева исподлобья:

      – А вы знали Артура лично, чтобы бросаться такими заявлениями?

      – Нет,– ответил оппонент. – А что это меняет?

      – А то, – продолжил Анатолий, – что я его знал как раз-таки лично и скажу вам: Артур был очень гуманным человеком! Для него каждый был по-настоящему ценен! И он всего себя посвятил тому, чтобы жизни людей обрывались реже! Поверьте мне! Он был бы против того, чтобы кого-либо подвергали опасности просто так, из-за нежелания лишний раз подумать.

      В разговор вмешался Савинов:

      – Анатолий Павлович, если вы лично знали Радеева, скажите нам: почему передовой учёный страны был выгнан из Академии? Почему он был вынужден переехать в Подгорск? Если Академия поддерживает науку и никак не связана с политикой, то почему исследователь, который осуществил величайший прорыв, оказался в глуши? Может он посягнул на святыни известных всем нам личностей? Может потому, что для него не было запретных тем, если это касалось будущего человечества?

      – Боже, что вы несёте? – Анатолий Павлович закрыл глаза и потёр указательным пальцем переносицу. – Кто его выгонял?

      В этот момент его уже перекрикивала Алла Николаевна:

      – Я не знаю, откуда вы всё это взяли, но Артура Фёдоровича никто из Академии не выгонял – он ушёл сам! И переезд в Подгорск – его личное решение. Вы можете мне не верить, но многие учёные – я тоже была среди них – настаивали на том, чтобы он остался здесь и возглавил Академию!

      Шемушев вставил своё слово в общий гул:

      – А что же тогда нет никаких продвижений в эмбриональной коррекции? Не потому ли, что Радеев замахнулся на святое, а от него избавились, как от неугодного?

      По батарее снова застучали, но уже сильнее. Удары по металлу и стоны, доносившиеся с другого этажа, перекрыли шум потасовки в телепередаче.

      Опередив вопрос сына, Валентина Ивановна запричитала:

      – Опять с ума сходят! Черти! – увидев вопросительный взгляд Никиты, продолжила. – Соседи снизу: наркоманы и бандиты! Появились тут месяца два назад. Поначалу тихие были, парни эти, но по ним видно, что какие-то они заморыши, пьянчуги, – женщина сморщилась и махнула рукой. – Целыми днями там у себя сидят, потом, как на улицу покажутся, так всё – катастрофа, пожар! Подглазники такие тёмные, сами худые, больные, ноги еле-еле передвигают. Иногда вот так вот с ума сходят, как сейчас.

      – А ментам про них сообщали? – спросил сын. – Это же притон! Это статья – их быстро разгонят!

      – Ой! – продолжила Валентина. – Звонили, вызывали – они приехали, пальцем погрозили, какого-то одного бомжика забрали и всё.

      По батарее застучали с новой силой.

      – Понятно, – процедил сквозь зубы Никита и начал вставать из-за стола.

      – Ты куда? – удивлённо спросила женщина, смотря на сына снизу вверх.

      – Пойду, объясню им, что шуметь – плохо, – спокойным голосом ответил сын, направившись в свою комнату.

      – Кому? – переспросила мать, но тут же поняла. – Ой, Никита, не надо!