Практика предательства и другие истории девяностых. Катя Стенвалль

мы поём песни на английском языке. У нас в школе уже есть один хор, его ведёт учительница пения Елизавета Валерьевна, или, как мы её называем, Валерка. Она – бывшая оперная певица, ходит по школе в старом концертном платье и с высокой причёской на голове. У неё в классе висят бордовые шторы и повсюду стоят искусственные цветы, а на стенах – портреты композиторов: Глинки, Римского-Корсакова и Чайковского. Там всегда очень чисто, блестящий паркет, пахнет духами «Красная Москва», нельзя шуметь и бегать. И ещё там жарко, нельзя открывать окна, потому что можно простудить пианино, так говорит Елизавета Валерьевна. Я не понимаю, как пианино можно простудить, оно же деревянное. Класс пения всегда заперт на ключ, туда нельзя заходить без разрешения. Вот в этом-то классе и репетировал Елизаветин хор. Туда брали только тех, у кого был хороший голос и идеальный слух. Из нашего класса подошли только двое: девочка и мальчик. И если девочка пела с удовольствием, то мальчик совсем не хотел петь. Но какой у него был выбор? Хочешь – не хочешь, ему пришлось. Они репетировали, а потом выступали на всех школьных мероприятиях. Это было такое мучение! Ни один школьный праздник не обходился без хора. Сперва хор, а потом уже поздравления с новым годом и раздача подарков. И вот мы сидели в актовом зале, положив руки на колени, и слушали, как эти несчастные на сцене пели свои заунывные песни. Например такую:

      Есть слово «пионер», и память, как награда

      Есть песни и мечты, рождённые зарёй

      И с нами навсегда те первые отряды

      И Павлик Морозов живой!

      И Павлик Морозов живой!

      Но Евгений Евгеньевич сказал, мы создадим наш собственный, другой, новый хор. Это будет хор английской песни, и туда будут брать всех. Он сказал, что в Америке все поют, неважно, есть ли у человека голос и слух. Ведь пение – это такое удовольствие! Все могут петь. Если есть желание, будет и умение. Мы поём не для того, чтобы получать хорошие оценки или с кем-то соревноваться, мы поём для себя, чтобы быть всем вместе. Так здорово! Мы сразу начали разучивать новую английскую песню, и через пару дней могли спеть её все хором. Там был такой весёлый текст:

      Ob-la-di, ob-la-da

      Life goes on, bra

      La-la, how the life goes on!

      Евгений Евгеньевич сказал, это Битлз. Мой папа очень любит Битлз, но никогда не слушает. У нас дома есть пластинки, но наш проигрыватель сломался, он уже старый, поэтому папа его не включает. Но если по телевизору или радио передают песни Битлз, он всегда очень радуется и говорит: «Вот это настоящая музыка! Катька, слушай скорей, пока передача не кончилась.»

      Под новый год мы устроили концерт для родителей и ребят из других классов. Сперва выступил хор нашей училки пения Елизаветы Валерьевны. Они, как обычно, гундосили что-то заунывное про долг пионеров перед коммунистами. Такие песни теперь непопулярны! Нет уже в стране никаких пионеров, а что касается коммунистов, то их признали обманщиками и жуликами. Я сама это слышала по телевизору в передче