Про Вовку. Сергей Семенович Монастырский

ревень, страдавших без работы.

      Нужно же было описать их героическую жизнь и трудовой подвиг.

      Надо сказать, что профессия фотокорреспондента была самой скучной в редакции.

      Пишущий корреспондент мог изгаляться, как хотел, изображая то, что было, чего не было. То есть проявлять творчество.

      А фотограф мог только нажимать на затвор фотоаппарата, и фиксировать то, что есть.

      В основном, объект и лица передовиков производства.

      Поэтому, как правило, они были не наделены интеллектом, но крепко знали свое дело.

      Однако, Вовка по натуре был человеком творческим. На работу он давно забил, штамповал лица передовиков, но везде и всюду, как свободный художник искал художественную натуру и преуспел в этом.

      В отличие от нас пишущих, он был лауреатом многих выставок, и даже международных.

      Ну, вот пока я сопровождаемый местными активистками – фабрика была женским предприятием – ходил по цехам, Вовка ушел куда-то в поля и к вечеру вернулся с горящими глазами, задыхающийся от счастья и волнения:

      – Представляешь, часа два ходил возле поля, ждал, когда наступит закат! А все небо было в облаках. Такая жалость! Там в конце поля стояла церковь, а возле нее, представляешь, паслась лошадь! Белая лошадь!

      – И вот я ухожу. Уже ушел было и вдруг спиной чувствую – небо сзади прояснилось!

      Оглядываюсь – мать честная! Красный закат, колокольня церкви, пасется белый конь!

      Показать произведение он не мог. В те времена не было видеозаписывающей аппаратуры, надо было проявлять, сушить, монтировать!

      Словом, вечером, когда, как водится, в командировках, мы собрались с активистками в комнате их общежития с простой целью: выпить, закусить и дальше по программе, программа была привычная и известна всем: и активисткам и нам, Вовка от пережитого восторга быстро напился и заснул за столом.

      А активисток было трое. Вроде бы непорядок, но подумали мы, разберемся!

      И вот Вовка, прямо посреди умной беседы, без стеснения за столом и уснул.

      Оставшись один, я как мог, развлекал троих уже заскучавших активисток разными разговорами, и, конечно, перебирал варианты, как и каким образом, перейти к делу.

      Тут вдруг помог Вовка – творческая натура, не отличающаяся интеллектом, но понимавший народные чаяния, он вдруг поднял голову, обвел мутным взглядом сидевших за столом, бесполезно прислушивался о чем идет речь, и бросив от отчаянья это недоступное ему занятие, ласково спросил, обращаясь к девушкам:

      – А потрахаться не интересуетесь?!

      Естественно, литературное слово «потрахаться» он заменил на родное более понятное.

      Активистки вздохнули с облегчением.

      Проснулись мы с Вовкой в разных комнатах и с разными активистками.

      Утром нас в качестве благодарности ждал роскошный завтрак из яичницы на огромной сковороде.

      … Мучает меня, когда я вспоминаю эту историю, один вопрос: а куда делась третья? И делась ли?

      ***

      В командировки мы с Вовкой ездили часто. Поехали как-то делать репортаж из местного монастыря.

      Поздним часом все послушницы собрались на вечернюю службу. Мы с Вовкой с разрешения настоятельницы скромно спрятались за портьеру в углу, чтобы не мешать и слушать собравшихся. Спрятались не особенно, просто старались быть не на виду.