На линии огня. Артуро Перес-Реверте

было послали к вам связного, но он вернулся с пулей в ноге, – говорит Гойо. – Сколько вас тут?

      – В этом доме – одиннадцать. И еще двадцать – в других, позади. На той стороне улицы еще сколько-то из бригады Канселы.

      Лейтенант показывает на отверстие в стене:

      – Остатки моей роты тоже на той стороне… А снестись с Канселой можно?

      – Отчего же нельзя… Покричать им, не высовываясь.

      – Будем кричать – франкисты услышат, – предупреждает Ольмос.

      – Это верно. Они чуткие, как рыси.

      Лейтенант задумывается на мгновение:

      – Попробуем. Куда идти?

      Панисо ведет их в подвал. Лейтенант осторожно высовывает голову наружу, видит двух убитых, слышит выстрел и поспешно прячется.

      – Противник, – объясняет он, – укрепился в церкви и вдоль шоссе, которое перетекает в главную улицу и пересекает городок. На нашей стороне – школа и магистрат… Ждем тяжелое вооружение: как доставят – можно будет атаковать и выбить их. Мы пойдем с 1-й ротой. 2-я и 3-я останутся в резерве.

      – Чем будем располагать? – спрашивает Панисо.

      – Прибудут четыре пулемета, а у въезда в город, возле Аринеры, поставят 50- и 81-миллиметровые минометы.

      – Приятно слышать… А что насчет артиллерии?

      – Почти готова к переправе… Ну, по крайней мере, мне так сказали.

      – «Почти»?

      – Почти.

      – То есть прибудет с опозданием, правильно я понимаю? Наши батареи давно должны были открыть огонь.

      – Ну ты сам знаешь, как это бывает… и в любом случае мы так близко подобрались с фашистам, что лучше бы нашей артиллерии пока помолчать. Чтоб своих не задеть.

      – Много предателей у нас развелось, – цедит сквозь зубы Ольмос.

      Лейтенант прищелкивает языком, краем глаза беспокойно косясь на комиссара.

      – Брось… Это старая песня… Что это у нас: чуть что – сразу начинаем предателей выискивать?

      – Скажешь, нет? А кто нас бросил под Теруэлем?

      – Ну хватит, Ольмос. Не заводись.

      – Буду заводиться. Кампесино[18] удрал оттуда, как крыса.

      Лейтенант снова взглядывает на комиссара, который так и не открыл рот.

      – Ну хватит уж, хватит прошлое ворошить… Мы уже не в Теруэле, а на Эбро. А проблемы эти – обычное дело на войне. Кроме того, франшисты открыли шлюзы, уровень воды повысился, все осложнилось. Едва не сорвало понтонный мост – единственный, который мы успели навести.

      – А танки? – осведомляется Панисо.

      – Планируется перебросить к нам несколько русских Т-26, это отличные машины. Но, разумеется, после того, как мы придумаем способ переправить их на тот берег.

      – А как на других участках?

      – Насколько я знаю, неплохо. Кладбище – наше, западная высота скоро тоже будет наша, а восточную атакует 4-й батальон.

      – В 4-м – не солдаты, а никуда не годный сброд, – будто сплевывает подрывник. – Слабаки.

      – Не слабей тех, с кем дерутся, – отвечает лейтенант.

      – Об этих там, напротив, так не скажешь, –

18

Кампесино («крестьянин») – прозвище видного республиканского военачальника Валентина Гонсалеса Гонсалеса (1904–1983).