Расказаченные. Леонид Фролов

так стал себя чувствовать неважно, а работать надо. Все ждал замены, а ее все не было. На войне он служил полковым врачом. На дворе стоял 1918 год. Многое изменилось за год власти большевиков, вовсю шла Гражданская война.

      Проезжая мимо одного куреня, Иван Тимофеевич дернул вожжи,

      – Тпр-р-р, родная! Постой одуванчик, малеха, – говорил Иван Тимофеевич, а сам привязывал кобылу к забору. Одуванчиком он называл лошадь. Накинув вожжи на забор, да ловко так завязав узел, Тишин стал кричать: – Степан! Степан! Иринушка! Да где вы подевались? Дрыхните небось, а скот не кормленный стоит.

      На крыльце появился высокий и статный казак, волосы его были черные, и только челка свисала, прикрывая лоб. Черты лица были настолько правильные, как на картине: высокие и подтянутые скулы, выразительные и пропорционально расположенные глаза, неширокий и недлинный нос, немного острый подбородок. Это был Степан Иванович – средний сын лекаря.

      – Батя, ну, что ты орешь с утра пораньше?! – потягиваясь, спросил Степан.

      – Я тебе сейчас дам орешь! Как ты с отцом смеешь гутарить?! – пробираясь через калитку, ворчал Иван Тимофеевич.

      – Не слыхал, что ль? Нет больше Советской Донской республики.

      – То есть, то нет! – возмущался Степан.

      – Круг Спасения образовался! Кого только спасать будут. Теперь объявили Великое Войско Донское. Давай собирайся, хватит молодую жену ублажать, да скачи в Усть-Медведицкую, разузнай, что к чему. На обратном пути, чтобы у меня был.

      На крыльце появилась Ирина – жена Степана.

      – Доброе утро, Иван Тимофеевич, – мило сказала она.

      – Сколько я тебя гутарил – отцом меня кликать! – возмущенно сказал Тишин старший. – Высеки ее, да так, чтобы ребеночка не тронуть, – обращался он к сыну, а сам подошел к Ирине да поцеловал в щеку. Ирина находилась на восьмом месяце беременности, и они ждали первенца.

      – Квасу нам принеси да наливай подольше, – обратился Иван Тимофеевич к Ирине, а сам уселся на крыльце рядом со Степаном потолковать о мужском.

      – Вчера дед Митяй весточку принес, что четвертый Хоперский полк в полном его составе на сторону красноперых перешел, – сказал Иван Тимофеевич. – Сам-то, что думаешь?

      – А я уже устал, батя, думать. То республику объявляют, то к Советам переходим, теперь опять что-то новое. Навоевался я, отец. У меня вон жена на сносях, да мира хочется.

      – Так оно так. Какая она – Советская власть будет. Ты, есаул, царю присягал, а не большевикам!

      – Где он царь? Теперь все переменилось. Не знаешь, где свои, а где – чужие, – сказал Степан.

      – От Петьки весточки нет? – спросил Иван Тимофеевич.

      – Нет! Ежели Петька к красным подался, что изволишь делать?

      Иван Тимофеевич посмотрел на Степана, опустил голову.

      – Я уже старый, а вам жить. При какой власти – вам выбирать!

      На крыльце появилась Ирина с большой кружкой кваса. Жена казака была красивая, белокурая и почти такого же высокого роста, как Степан. Глаза голубые, как