Цветы для Чирика. Геннадий Прашкевич

зачем?

      Этого Валентин не знал.

      Он поднялся и расплатился с барменом.

      Потом неторопливо подошел к рыжеволосой церберше.

      – Мадам, – негромко сказал он, пригнувшись к ней, потому что церберша поначалу даже не подняла голову. – Мадам, четверть часа назад мимо вас к туалетам прошла женщина… В таком, знаете, светлом деловом костюме… А обратно почему-то не вышла…

      И прямо спросил:

      – Куда она могла подеваться?

      Рыжеволосая церберша удивленно подняла голову и так же удивленно пожала толстыми круглыми плечами. Выглядела она грубовато. Обращение мадам могло ей не понравиться. Валентин ожидал какого угодно ответа, но рыжеволосая церберша, подумав и еще раз пожав толстыми круглыми плечами, ответила на редкость доброжелательно:

      – Это дамская комната.

      Загородив собой цербершу от лишних взглядов, Валентин улыбнулся и выложил на столик десять долларов.

      – Мне не надо в дамскую комнату, – сказал он все так же негромко. – Я не хочу проверять дамскую комнату. Я просто хочу узнать, куда могла подеваться женщина в светлом деловом костюме? Я внимательно следил за входом. Я не мог ее упустить. Она не могла уйти незамеченной.

      – Наверное, она все-таки ушла, – все так же доброжелательно кивнула рыжеволосая церберша, незаметно забирая купюру со столика. – По крайней мере, за кофе и пирожное она заплатила.

      – Вам?

      – Да. Она оставила деньги мне. Чтобы я передала их бармену. Наверное, она сразу знала, что уйдет, не выпив кофе.

      И многозначительно добавила:

      – Если она ушла, значит, ей не хотелось с кем-то встречаться.

      – А что, из дамской комнаты есть какой-то особый выход?

      Церберша доверительно улыбнулась:

      – Это старое здание. Очень старое. Когда-то, говорят, здесь был доходный дом. А потом, говорят, общага НКВД. Так говорят, я не знаю… Тут все помещения соединены входами и выходами. Настоящий лабиринт. Что-то такое вроде обширной и разветвленной коридорной системы. Часть дверей давно перекрыли, но некоторые остались. Нет смысла их заделывать. О некоторых дверях вообще почти никто не знает. Иногда это удобно.

      – Кому? – удивился Валентин, угощая цербершу сигаретой.

      – А нашим девочкам удобно, – улыбнулась рыжеволосая церберша, закуривая. Наверное она имела в виду местных проституток. – Мы заботимся о наших девочках. Мы стараемся, чтобы девочек никто не обижал.

      – А кто их может обидеть?

      – Как кто? – удивилась церберша. – Кавказцы.

      Десять баксов и сигарета развязали ей язык. А может, она вообще была разговорчивая.

      – Кавказцы сюда приходят компаниями. Они шумят и спаивают наших девочек. Ну, вы же понимаете… У нас не очень любят кавказцев. М наши девочки боятся с ними гулять.

      Видимо, церберша заметила ироническую усмешку Валентина и добавила более сухо:

      – Если вы читаете газеты, то, наверное, понимаете, почему теперь наши девочки боятся гулять с кавказцами. Вот заранее и договариваются со мной. Попили, поговорили,