Пожить в тени баобабов. Геннадий Прашкевич

брови. – Только сюда-то он как попал?

      Администратор пожал плечами.

      – Узнал, наверное…

      И похвалил:

      – Здоров! Плечи, что надо. Виктор Сергеевич мне сказал, что он один поднял гроб. Без никаких. Поднял и все. И сам спустил к катафалку.

      Директор крематория тоже пожал плечами:

      – Гроб таскать… Говорят, у таких здоровяков всегда плохо с мозгами… Может, не те мышцы качают. А может, чего-то не хватает им в организме для постройки крепких мозгов.

      И спросил как бы сам себя:

      – А зачем ему мозги? Он не в шахматы играл, он катал борцов по ковру. Кто все-таки его сюда вызвал?

      – Говорят, Анечка.

      – Анечка? Вот дура! – удивился директор. – Это она зря. И он зря приехал. Зачем ему шататься по Питеру?

      И распорядился:

      – Сегодня же выдай ему урну.

      Администратор развел руками:

      – Да как сегодня? Вы же знаете, Николай Петрович, не получится сегодня. Гуськов запил. Вам докладывали.

      – Скотина! – Николай Петрович облизал бледные губы. – Тогда завтра. Прямо с утра. Пусть Виктор Сергеевич этим займется.

      И повторил негромко, издали внимательно разглядывая Валентина:

      – Незачем ему шататься по Питеру.

      – Кому? – не понял администратор.

      – Кому, кому! Не покойнику же.

      – Понял.

      – То-то.

      Еще раз издали оглядев Валентина, директор крематория неторопливо исчез в двери. Администратор прошел к подиуму:

      – Будем прощаться?

      Валентин кивнул.

      Его широкая ладонь легла на скрещенные руки брата.

      Вот она, вечность. Ни улыбки, ни тревоги, все путём, все покойно. Лежи, Серега. Не будет тебе больше таитянских баб, африканских слонов, не жить тебе в тени баобабов.

      Защелкали блицы. В галогенных вспышках блеснул на руке покойного массивный золотой перстень.

      И снова труба.

      Нет, орган…

      Какая, к черту, труба в крематории!

      Сойдя по лестнице крематория, Валентин остановился у невысокой каменной оградки. Размял сигарету, закурил. Вообще-то он курил редко, но, получив телеграмму, купил в ларьке пачку «Мальборо». Он-то хорошо знал, что никакой вечности не существует. Даже сигарет на одну жизнь отпущено ограниченное количество. Выкурил свою норму, и все.

      Он медленно курил и смотрел, как одна за другой отваливают со стоянки машины.

      Толпа, разваливаясь на мелкие группки, всасывалась в «шестерки», в «девятки», в «вольво». Мелькнул пара зеленых «мерсов».

      Не бедная, однако, толпа провожала Серегу. Для профессоров и знаменитостей, конечно, слишком молоды, да и откуда у профессоров «вольво» и «мерсы»?… Впрочем, и сам Серега… Всего-то бывший лейтенант госбезопасности, а жил вволю…

      – Кудимов? Распишитесь, пожалуйста.

      Валентин обернулся.

      – Я администратор крематория. Вы уж извините, – сухие губы администратора сочувствующе сжались. – Из ценностей вашего брата. Вот, значит, перстень. Возьмите и распишитесь.

      – Зачем