Сублимация Веры Павловны. Лариса Хващевская

в прядях тоже запуталось несколько белых лепестков. Но самое удивительное были глаза, темно-серые, глубокие, с темными густыми ресницами. С него бы картины писать! Он не выглядел испуганным, скорее удивленным. Видимо, иногда измученная тяжелыми воспоминаниями и планируемым страшным убийством память отпускала его. Вера Павловна мельком взглянула на себя и поняла, что ее джинсы и рубашка сменились длинным белым платьем со свободными рукавами. «Я – приведение. Дикое, но симпатичное», – чуть не вырвалось у нее.

      – Скажем, я твоя совесть. Ты часто разговаривал со мной? – то ли утвердительно, то ли вопросительно сказала Вера Павловна. Юноша не удивился. Видимо, он все-таки ожидал чего-то подобного и лишь усмехнулся:

      – Не вижу смысла. Не понимаю, о чем я могу с тобой говорить.

      – Хотя бы о людях.

      Юноша откинулся на спинку скамьи:

      – Почему я должен о них говорить или думать? Разве кто-нибудь из них думал обо мне?

      Вера Павловна огляделась и поняла:

      – А ты знаешь, почему мы здесь? Где так спокойно и безмятежно.

      – Я умер? – снова усмехнулся он.

      – Не знаю. Это твои детские воспоминания. И этот сад. И ты. Ты был добр и чист. И любил весь мир.

      «Вера Павловна, мне не хотелось бы вмешиваться, – она вздрогнула голос Книжного раздался прямо в ее голове, – вы начнете с самого сотворения мира? Времени не так уж много». Вера Павловна снова вздрогнула: в траве мелькнула полосатая спина.

      – Да помню, – откликнулся юноша, – это было давно.

      – Ты любил людей. Ты хотел блага для них. Ты верил.

      Он покачал головой:

      – Я не люблю людей. И я больше не верю. Этот мир полон зла и мерзости. И жертва, которую принес Иисус, не имеет смысла.

      Он сказал это так, как будто продолжил начатый когда-то разговор

      – Это неправда. Все имеет смысл после нее. Иисус показал, каким может и должен быть человек.

      – Зачем он искупил человеческие грехи? – с вызовом спросил Раскольников, – пусть каждый расплачивается сам. Они не заслужили.

      – Разве любовь можно заслужить? Она дается просто так, как дар. В этом ее величие. И в этом надежда. В этом смысл жизни, наверное.

      – Нет никакого смысла! – юноша злобно засмеялся. – И люди спустя тысячу лет по-прежнему ничтожны.

      – Все?

      – Все. И миром правит не любовь, как он думал. Миром правят деньги.

      – Ну, да, – подумала Вера Павловна. – «Я искала любви и не нашла, так буду искать золота».

      – Вы еще способны на саркастические замечания в такой ситуации? – заметил у нее в голове Егор Петрович.

      – Не сводите меня с ума. В литературоведении это называется «снижение образа».

      – Переходите к делу. Вы не книжку пишите, – ворчал Егор Петрович. – У вас пять минут.

      Вера Павловна снова решила, что эти пять минут длятся подозрительно долго, но ничего больше не сказала.

      – Я