Все хорошо, мам. Елена Безсудова

Мать рассказывала, что за его появление государство обещало отдельную двухкомнатную квартиру. Молодая семья томилась в доме Лёшикиного деда и его жен, которые постоянно менялись. Лёшик срочно родился. Государство осознало, что погорячилось, но куда деваться. Родители вместе с Лёшиком и ванночкой для купания торжественно переехали. Дедушка Прокоп тоже радовался. Он был довольно известным в столичных творческих кругах фотографом. Тихо переживал, что пространство, предназначенное для сушки позитивов, использовалось для развешивания ползунков. Интеллигентно страдал, копошился с фотографиями в ванной или стенном шкафу, который выступал в роли кабинета. Когда молодые съехали, дедушка воспылал к внуку благодарной любовью. Дарил катушки от пленок. А когда Лёшик подрос, учил проявлять фотографии и брал с собой на фотовыставки. Родители, оставленные без присмотра, вскоре стали скандалить, драться, а потом и вовсе развелись. Долго делили квартиру и Лёшика, чем, как утверждала Зая, нанесли ему психологическую травму. Пока шли распри, внук жил у Прокопа и его очередной супруги Варвары. Женщины тоже из творческой среды и не без таланта. Варвара умела писать зеркальным почерком.

      – Зря ты так носишься со своим дедом, – ревниво замечала жена. – Фотограф, а у тебя ни одной детской фотографии!

      – Просто он фотографировал архитектуру города. Ему и в голову не приходило снимать меня. У него и своих фоток почти нет. Его не интересуют люди, – защищал Прокопа Лёшик.

      – Когда человека любят, его фотографируют. Вот ты никогда не предлагаешь меня сфотографировать, всегда приходится просить, – укоризненно замечала Зая. Лёшик вздыхал и делал сотни одинаковых снимков – Заиному блогу требовалось достойное визуальное наполнение. Зимой – на фоне ряженых елок. Весной – в кустах сирени. Летом – у фонтанов. Зая изображала восторг. Проходящие мимо люди отворачивались. Когда смотришь на человека, которого фотографируют, становится как-то совестно. Будто застукал его за чем-то личным. Возможно, даже за мастурбацией.

* * *

      По пятницам Лёшик навещал деда. Тот по-прежнему снимал, участвовал в выставках, даже выходили альбомы. Жена Варвара куда-то делась. То ли съехала, то ли умерла. Прокоп не растерялся и обзавелся новой – нетворческой, зато домовитой Лилией. В руках у Лилии всегда была кастрюля с геркулесом.

      – Захомутала старика, квартиру хочет заграбастать! Между прочим, твою квартиру! – злилась Зая.

      – Мою же, не твою, – огрызался Лёшик.

      – Ты тряпка, – резюмировала жена.

      – А ты – деревня, – не уступал Лёшик. Зая утверждала, что она из Питера. Однако неистребимый говор заставлял задать ей вопрос: а в Питер вы откуда приехали?

      – С Тюмени, – признавалась Зая.

      Дед жил на последнем этаже добротного дома на Преображенке. Лёшик презрел лифт, поднялся пешком – чем не альтернатива фитнесу? Дверь открыла Лилия. Она хотела было всплеснуть руками, будто Лёшика не было не неделю, а год, но в них была кастрюля. Оставив сантименты, Лилия прогудела