Врата. За синим горизонтом событий. Фредерик Пол

ж, Боб, – сказала она, – интересное предложение.

      На стенах из металла хичи были занавеси, которые уменьшали свечение, и я их задернул на ночь, но даже в полутьме я видел, как она выглядит. Испуганно. Но она ответила:

      – Они неплохие парни. Как ты с парнями?

      – Оставлю их в покое, и они оставят меня. Особенно если у меня будешь ты.

      – Гм, – сказала она, потом вползла на меня, обняла и уткнулась лицом мне в шею. – Почему бы и нет? – сказала она так негромко, что я не был уверен, что услышал верно.

      И тут меня охватил страх. Всегда сохранялась возможность, что она скажет «нет». И я был бы снят с крючка. Весь дрожа, я услышал свои слова:

      – Значит, записываемся утром?

      – Нет. – Она покачала головой. Голос ее звучал приглушенно. Я чувствовал, что она тоже дрожит. – Звони сейчас, Боб. Запишемся немедленно. Прежде чем передумаем.

      На следующее утро я ушел с работы, упаковал свои пожитки в чемоданы и отдал на сохранение Шики. Тот смотрел на меня печально. Клара оставила свои занятия и уволила прислугу – та очень встревожилась, – но не побеспокоилась паковаться. У Клары оставалось немало денег. Она заплатила за свои две комнаты и оставила все в них, как обычно.

      Конечно, у нас была прощальная вечеринка. Не помню ни одного человека из тех, кто там был.

      И вот, кажется, совершенно неожиданно, мы втискиваемся в шлюпку, спускаемся в капсулу, пока Сэм Кахане методично проверяет имущество. Мы закрылись и начали автоматический отсчет.

      Потом толчок и падение, ощущения плавания. Двигатели включились, и мы были в полете.

      13

      – Доброе утро, Боб, – приветствует меня Зигфрид, и я останавливаюсь на пороге кабинета, подсознательно чем-то обеспокоенный.

      – В чем дело?

      – Ни в чем, Боб. Входите.

      – Ты тут все изменил, – осуждающе произношу я.

      – Верно, Робби. Вам нравится, как теперь выглядит кабинет?

      Я долго и внимательно изучаю его. Толстый мат с пола исчез, как и абстрактные картины, которые украшали стены кабинета. Их место заняли серии голографических космических сцен, гор и моря. Самое странное во всем этом – сам Зигфрид. Он говорит со мной через манекен, сидящий в углу комнаты с карандашом в руке. Причем манекен смотрит на меня сквозь темные очки.

      – Ты тут все перевернул, – говорю я. – Зачем?

      Голос его звучит так, будто он благосклонно улыбается, хотя выражение лица манекена не меняется.

      – Я решил, что вам понравится некоторое разнообразие, Боб.

      Я делаю несколько шагов в глубину комнаты и снова останавливаюсь.

      – Ты убрал мат!

      – Он больше не нужен, Боб. Видите, новая кушетка? Весьма традиционная, не правда ли?

      – Гм.

      Зигфрид начинает улещать меня:

      – Почему бы вам не лечь на нее? Попробуйте, как она вам.

      – Гм. – Но я осторожно вытягиваюсь на кушетке. Чувствую я себя необычно, и мне это не нравится, может, потому, что эта комната для меня представляет нечто очень серьезное и изменения в ней заставляют