Упал. Очнулся. Папа!. Янина Логвин

ёлку световые доспехи и модульный бластер. А Сонечка… а Сонечка продолжает мечтать о собаке.

      Господи, вот только собаки мне для полного счастья в жизни и не хватает!

      Я подняла плечи и грустно выдохнула, а у ледяного шефа от моей вопиющей наглости – стоять тут перед ним и вздыхать полной грудью – даже кадык дернулся, пока я, расчувствовавшись, представила завтрашний день в качестве безработной мамы.

      – П-петухова! – с рыком развернул он ко мне кресло, собираясь встать, но тут же повернул голову в сторону приёмной, расслышав за дверью чьи-то шаги – стук каблуков по паркету, размеренный и тонкий.

      Видимо, мы оба догадались, кому он принадлежит, потому что вместе застыли и переглянулись, словно нас поймали на горячем.

      – Че-ерт! – вдруг резко выдохнул Воронов, и быстро с досадой взглянул на часы. – Вы еще здесь!

      – Да уж! А что, собственно…

      Но не успела я спросить, впускать к нему Людоедочку или нет…. А это несомненно была она – коварная любовница и сообщница Куприянова. Как Воронов, потянувшись к ноутбуку с намерением его закрыть, случайно смахнул на пол часть документов из большой стопки договоров, которую я начала пересматривать. А когда они рассыпались у его кресла и залетели под стол, невозмутимо скомандовал:

      – Соберите, сейчас же. Они мне очень нужны!

      Приказал мне как раз в тот момент, когда в кабинете раздался стук в дверь, и из приемной донесся мелодичный голос:

      – Андрей Игоревич, вы один? К вам можно войти? Это Нелли Пригожева, я по личному делу!

      Ах, по личному? Вот обманщица! Знаю я ее личное!

      Сердце бешено заколотилось, и я стремительно обернулась к Воронову:

      – Нет! Андрей Игоревич, не впускайте ее! А вдруг у нее пистолет? Здесь на этаже ни единого человечка кроме нас, вся охрана внизу. Оставайтесь на месте, я запру дверь!

      Я уже почти отлетела от стола, намереваясь, если понадобится, грудью встать на защиту шефа (тьфу на него!), но цепкие пальцы мужчины поймали меня за локоть и вернули на место. А гневный шепот раздался у самого уха:

      – Стоять, Петухова! Опять вы за свое? Собирайте бумаги и прекратите меня спасать, кому сказал! Молча!

      Вот так запросто схватил меня за плечи и сунул под стол. Сильный, зараза! А чтобы я не высунулась, пока красотка Нелечка, ослепительно скалясь и виляя бедрами, шла по персидскому ковру к нему навстречу, эта голубоглазая сво… простите, нехороший человек, наступил на мою юбку (припечатав ее к полу своей туфлей сорок пятого размера), да еще и руку на мою шею сверху водрузил.

      Обхватил меня длинными пальцами под затылком так, что и не двинуться. Не то что документы собрать.

      Какая неслыханная наглость! Произвол, бесцеремонность и деспотизм!

      Да какой он хам? Он хуже! Разве был на такое способен Матвей Иванович?!

      От изумления и возмущения я не только все слова растеряла, но даже голоса лишилась.

      И все же я бы наверняка что-то пропищала и попыталась освободиться, если бы вдруг и сама не оцепенела, услышав вслед за приближаюшимися