Игра окончена. Аля Кьют

Мы возвращаемся в офис к обеду. Я снова семеню за начальником, пока он идет через холл широкими шагами. Мы ждем лифт, и двери, наконец, открываются, но в этот же момент подходит группа клерков. Они шумно обсуждают утреннее падение на рынке и так стремительно заходят в прибывший лифт, что меня почти вносит волной и вжимает в Бельского. Я охаю от неожиданности. Вместе с воздухом из моего рта вырывается стон. Потому что Сергей Александрович пахнет так странно знакомо. Я касаюсь носом воротника его рубашки и нюхаю еще раз. Как собака.

      Господи, ну что же со мной?

      Какая разница, как он пахнет. Нельзя сейчас вспоминать, откуда я знаю этот аромат. Сергей Александрович хмурится и смотрит на меня сверху вниз очень сердито.

      – Простите, – шепчу я, пытаясь отодвинуться от него и одновременно не прижиматься к брокеру, который продолжает говорить своим коллегам что-то о нефти и Доу Джонсе.

      Бельский берет меня за плечи и перемещает в угол, упираясь руками в перила, таким образом защищая от толпы мужчин. Но сам он нависает надо мной, как дамоклов меч. Мы едем наверх, не отводя глаз друг от друга. Я все пытаюсь что-то сказать, но слова застревают в горле, а язык присох к небу. Это чертовски странно. Если остальные мои действия Бельский еще мог списать на случайность и недоразумения, то сейчас между нами точно что-то происходит. И ему это не нравится.

      Я едва жива, когда толпа попутчиков выходит, заставляю себя дышать. Бельский тоже отстраняется и смотрит на мигающие цифры. Он молчит, и это сводит с ума. Двери открываются на этаже юридической конторы, и Сергей Александрович как крейсер идет к своему кабинету. В приемной пьют кофе Гена и Мила.

      – Три минуты готовность, – бросает Бельский и закрывает дверь кабинета.

      Я остаюсь с ребятами снаружи, и это ранит. Почему-то.

      – Готовность к чему? – спрашивает Гена.

      Мила смотрит почему-то на меня. Пожимаю плечами.

      – А что вы должны были сделать?

      Они переглядываются и начинают копаться в листах бумаги. Видимо, те самые дела, которые просил изучить Бельский.

      – София, закажи столик на завтра на двоих в «Рыбе», на пять тридцать на мое имя, – звучит голос Сергея Александровича через селектор.

      Я подскакиваю от неожиданности и быстро киваю.

      За три минуты нахожу телефон ресторана, но звонить не решаюсь. И правильно. Бельский выходит из кабинета, направляется к кофемашине. Колдуя над кофе, он спрашивает нас, не поворачиваясь:

      – Кто имеет право оспорить завещание?

      Мила и Гена снова переглядываются. Они же не думают, что Бельский говорит сам с собою? Тогда почему молчат? Я знаю правильный ответ и говорю, не дожидаясь, когда остальные созреют.

      – Завещание могут оспорить те, чьи права в нем нарушены. Такими лицами являются законные наследники, то есть люди, которым досталось бы наследство в случае отсутствия завещания. Это наследники первой очереди: супруги, родители, дети. Если их нет, то наследники второй очереди: братья, сестры, дедушки и бабушки.

      – Верно,